Партизаны
Шрифт:
– Вероятно, они позавтракали раньше нас, – сказал Петерсен, – и уже сошли на берег.
– Я был на палубе: на берег никто не сходил.
– Значит, они предпочитают свою компанию нашей. Скрытные люди. Джакомо усмехнулся.
– Будто у вас нет секретов.
– Иметь секреты и быть скрытным – совершенно разные вещи. Но у нас секретов нет. Просто иногда бывает трудно запомнить, о чем можно говорить, о чём нельзя. Особенно таким, как я, со скверной памятью.
– Поверил бы этому, сказал Джакомо, – если бы не стал свидетелем ночного спектакля.
– Ночной спектакль? – вопросительно взглянула на него Зарина: Лицо ее было бледным, из чего следовало – ночь она провела не лучший образом. – О чем идет речь?
– А вы не слышали ночью выстрела?
– Что-то похожее слышала, – Зарина улыбнулась краешком губ и посмотрела на сидевшую напротив Лоррейн, – но было не до этого – мне казалось, я умираю. А что случилось?
– Петерсен подстрелил одного из людей Алессандро. Несчастного по имени Кола.
Девушка изумленно посмотрела на Петерсена.
– Зачем вы сделали это?
– Долг платежом красен. Стрелял Алекс. Разумеется, при полном моем одобрении. Зачем? Парень был слишком скрытным – вот зачем.
– Он... Он мертв?
– Упаси Господь! Алекс не убивает людей, – сказал майор, но большинство сидевших за столом, похоже, придерживалось противоположного мнения. – Выстрелом повреждено плечо Колы.
– Повреждено плечо! – темные глаза Лоррейн стали холодны, а губы поджаты. – Вы хотите сказать, что пуля попала в плечо?
– Возможно. Я все же не врач и не разбираюсь в огнестрельных ранениях.
– Карлос его осматривал? – это был скорей не вопрос, а требование.
– Даже если я отвечу «осматривал» – что это может изменить?
– Но Карлос... – Лоррейн, смутившись, умолкла.
– Что «Карлос»? Чем он мог помочь раненому?
– Он – капитан...
– Глупый вопрос и глупый ответ. Не понимаю, почему Карлос должен осматривать раненого. Скажу честно, мне приходилось видеть гораздо больше огнестрельных ран, чем Карлосу.
– Но вы же не врач?
– А Карлос?
– Карлос? Почему я должна это знать?
– Потому что вы знаете, – вежливо уточнил Петерсен. – Вы не умеете лгать, Лоррейн, но с каждой фразой погружаетесь в пучину лжи все глубже и глубже. Конечно же, Карлос врач. Он сам сказал мне об этом, но не вам. Откуда же вы это знаете?
Лоррейн стиснула кулаки, глаза ее предвещали бурю.
– Как вы смеете устраивать мне допрос?!
– Странно, когда вы сердитесь,
– Ваша самоуверенность кого угодно может вывести из себя! Такой спокойный, рассудительный, самодовольный господин умник!
– Боже, неужели я действительно обладатель всех этих достоинств. Лоррейн, за что вы на меня так обиделись?
– А вы не такой умный, каким хотите казаться, – Лоррейн насмешливо улыбнулась. – Будь вы на самом деле умны, то вспомнили бы нашу беседу в кафе прошлым вечером, а значит и то, что мы с капитаном земляки. Я тоже родилась в Пескаре. Почему же не должна его знать?
– Лоррейн, Лоррейн. Вы тонете с головой в пучине лжи. Вы родились не в Пескаре, а в Италии, но не итальянка. – Спокойные слова Петерсена прозвучали уверенно.
Наступило молчание. Затем Зарина, так же гневно, как и Лоррейн, воскликнула:
– Лоррейн, не слушайте его! Даже не разговаривайте с ним! Не видите разве, что оы пытается сделать? Он подкалывает вас, расставляет калканы, заставляет сказать то, что вы не хотели говорить. И все для того, чтобы удовлетворить свое непомерное «эго»!
– Мое непомерное «эго» не заметило, чтобы Лоррейн опровергла меня, – с грустью промолвил Петерсен, – потому что она знает – я прав. Она также знает, что я не ошибаюсь, говоря о ее дружеских отношениях с Карлосом. Только знакомы они не по Пескаре. Возразите, если я заблуждаюсь, Лоррейн.
Лоррейн ничего не ответила. Она прикусила нижнюю губу и уставилась в стол.
– Вы ужасный человек, – снова вступила в разговор Зарина.
– Если для вас честность – порок, тогда я, несомненно, ужасен.
– Похоже, вы много знаете, Петер, – улыбнулся Джакомо. – Не так ли?
– Не очень. Ровно столько, сколько требуется, чтобы оставаться в живых.
Джакомо по-прежнему улыбался.
– Но вы же не скажете, что я тоже не итальянец?
– Не скажу; Если не хотите, чтобы я сделал это,
– По-вашему, я не итальянец?
– Как вы можете быть им, если родились в Югославии? В Черногории, если быть точным.
– Боже! – вскричал Джакомо. Но ни в лице его, ни в интонации голоса не было враждебности или обиды. Через мгновение он уже опять улыбался.
Зарина окинула Петерсена мрачным взглядом, затем повернулась к Джакомо.
– Что еще сделал этот... этот...
– Монстр, – услужливо подсказал Петерсен.