Паруса для Марии
Шрифт:
Михаил усадил Мари на стул рядом с собой, минут за десять дописал все бумаги. Мог и быстрее, но присутствие девушки определенно отвлекало его. Вызвал третьего помощника на мостик и глянул на Машу.
— Идем!
На берегу госпожа д'Эстен обнаружила, что после недельного затворничества на судне ее изрядно качает. Земля определенно уходила из-под ног, и от этого ей сделалось так весело, как никогда в жизни. Или, может быть, это оттого, что ее ладонь так уютно устроилась в его?
Почтовая служба располагалась прямо возле здания порта.
— Она уже должна была
— Я все-таки ее нашла, представляешь?
Свиданий, которые начинались бы на почте, у него еще не было.
— Мне казалось, что сейчас уже никто не читает бумажных книг. Значит, «Алые паруса»? — он улыбнулся, любуясь счастливым Машиным лицом. — Ну что, Ассоль, что дальше делать будем? Замок смотреть или к морю? Ты бывала раньше в Дувре? Здесь очень красивые скалы. И здесь…
Зазвонил телефон, Зимин поморщился и неохотно полез в карман за трубкой.
Мари смотрела на то, как он возится, и улыбалась. Разве объяснишь… разве можно объяснить, что книги — именно бумажные книги — составляют весомую часть ее жизни. В библиотеке особняка во Франции у матери была огромная фамильная коллекция из нескольких тысяч экземпляров. И в семье было принято пополнять эту коллекцию. Почему-то Мари думала о том, что эта книга в коллекцию не пойдет. Ее она оставит у себя.
— Кто звонил? — спросила Мари, когда Миша закончил разговор, из которого она не поняла ни слова.
— Бестолочи! — буркнул Михаил по-русски. Отключить телефон никак нельзя, остается надеяться, что звонить будут редко. Лучше, чтобы это был единственный звонок, пока он в городе. Зимин убрал трубку и снова взял Машу за руку, переплетя ее пальцы со своими. — Старший механик звонил, у него всегда появляются ко мне вопросы, когда я занят. А я очень занят, — весело сказал он. — Так, я понял. Выбор оказался трудным. Тогда сначала пойдем на берег. Посмотрим, вдруг на горизонте появятся алые паруса. Нам туда, — он подмигнул Марии и уверенно повел ее к пляжу.
В одном из маленьких кафе Зимин купил овсяных лепешек и чай со сливками, и они расположились на ступеньках, ведущих с набережной на пляж. Отдыхающих почти не было, в небе, смеясь, кружили чайки.
Михаил смотрел на Марию, на ее безмятежное лицо, и ему казалось, что она появилась из какой-то сказки. Она напоминала ему эльфа. Рядом с ней его охватывало мальчишеское, давно забытое чувство безграничной свободы.
— А я вчера поняла, что никакие алые паруса мне не нужны — я свои нашла, — с улыбкой проговорила Мари, — и капитан у меня есть свой, самый настоящий.
— Раз паруса тебе не нужны, интересно, что тебе нужно. Расскажи мне о себе.
Зимин допил чай, лег вдоль ступеньки и положил голову Маше на колени. Она перебирала пальцами его волосы и чуть улыбалась — одними уголками губ. Как это, оказывается, чудесно — вот так просто сидеть и смотреть на море, слушая его голос. Будто бы не было
— А что рассказывать? — спросила она тихонько. — Папа немец, мама француженка. Жила всю жизнь на две страны. Училась, там, где родители велели… Потом папе пришла в голову гениальная идея выдать меня замуж за своего партнера. Согласилась. И удрала. Потому что я сама никогда не знала, что мне нужно. А теперь, кажется, знаю.
— Только кажется? — он притянул ее к себе и заглянул в ее синие, как небо, глаза.
— Мне свойственно сомневаться, и тебе придется привыкнуть к этой черте. Только сейчас я не сомневаюсь совсем. Настолько не сомневаюсь, что даже страшно.
Воображение расшалилось не на шутку. Ее глаза, ее туго заплетенная коса, спустившаяся с плеча, ее губы. Михаил коротко поцеловал Мари и поднялся. Протянул руку девушке.
— Не бойся. Все будет хорошо. Я тебе обещаю. А сейчас пойдем в замок. Посмотришь, что такое «страшно». Там до сих пор призраки живут. И не только в подземных тоннелях.
Зимин отстранился, и она словно бы потеряла нечто очень важное. Легко вздохнула и, оперевшись на его руку, поднялась.
— Замок так замок. Как видишь, я могу быть еще и покладистой.
Дорогой они говорили о чем-то очень значимом и одновременно несущественном. Кажется, такие разговоры забываются сразу по завершении. Потому что важнее таких разговоров — интонации голоса, выражения лиц, блеск глаз. И еще ощущение того, как соприкасаются ладони, какое тепло исходит от кожи. И каждый жест неповторимо врезается в память сильнее любых слов.
Едва впереди показалась возвышенность, которую венчал замок, Мари тихонько охнула и проговорила:
— Знаешь, а я верю, что там действительно живут призраки!
— Еще как живут!
Дорога к замку была недолгой. Почти сразу же отстав от экскурсии, Зимин увел Мари в сторону. Они только вдвоем бродили по дворцу, башням, попали на маяк, смотрели какие-то интерактивные представления и даже умудрились напугать парочку призраков в очередном подземном ходу.
Потом поднялись на одну из смотровых площадок, с которой открывался потрясающий вид на порт, город, скалы, море. Порт и город казались почти игрушечными, но море и скалы представали во всем своем величии вечности.
Михаил резко обнял девушку и крепко поцеловал в губы, чувствуя их соленый морской привкус. И это тоже было навечно.
Отпустил ее на мгновение и прошептал, касаясь губами ее кожи:
— Откуда ты только взялась, Машка моя?
И снова прильнул к ее губам поцелуем.
— Из Гамбурга, — задыхаясь, шепнула Мари, когда он чуть отстранился. — Всю жизнь там прожила и не знала, что есть ты. Я тебя люблю, Миша.
Ее последние слова ошеломили его. И внезапно он понял, что сам не только не признался ей в своих чувствах, но и не спросил, а хочет ли она за него замуж. Он все решил сам и за нее. Странным образом в голову закралось сомнение. Все ее поступки могли быть от разочарования, которое она испытала, от отчаяния, которое могло толкнуть ее в случайные объятия.