Паруса в океане
Шрифт:
— Господи, Ваал небесный, не слушай этого человека. Его язык — не наш язык, его речи — не наши речи… — Мем бесконечно сожалел, что Астарта выбрали шофетом.
По грязным, заплеванным плитам ползал крошечный младенец с расцарапанными в кровь щеками.
— Чей? — недовольно произнес Астарт, указывая на него.
Мем подхватил малыша на руки, погладил его редковолосую голову жесткой, натруженной ладонью. Лицо Мема сразу обмякло, стало простым и домашним.
— Этот отрок — сын почтенного раба-египтянина по имени Хнумабра, сказал он.
Астарт
— Унесите его куда-нибудь, — проворчал Астарт. — Начнется беготня, раздавит какой-нибудь безголовый и не заметит.
И словно в ответ на его слова на разные голоса закричали часовые:
— Идут! Идут!
Густые волны копий, шлемов, щитов, поднятых над головами мечей хлынули внезапно из-за примыкающих к площади строений. Ударили невидимые катапульты. Тяжелые валуны с грохотом обрушились в крепость. Дворец визиря представлял собой мощную крепость, выстроенную в классическом хеттском стиле бит-хилани — толстые стены, неуклюжие, приземистые башни, массивные кованые ворота.
— Гвоздь! — крикнул Астарт. — Возьми своих молодцов и проберись в их тыл. Чтоб ни одна катапульта не уцелела!
— Все сделаю, шофет! — Глаза раба сверкали свирепым восторгом.
Начался приступ по всем правилам военного искусства — со штурмовыми лестницами, стрелками прикрытия и воплями устрашения.
Наконец осаждавшие, потеряв много убитыми и ранеными, откатились в гущу торговых кварталов.
— Жарко! — Астарт отбросил утыканные стрелами щиты. — Будет шторм.
Он посмотрел в сторону гавани и увидел неподвижные верхушки мачт. Неслышно появилась Ларит. Она хотела убедиться, что Астарт жив, что с ним ничего не случилось.
— Купцы размышляют, — сказал Астарт. — На второй приступ они не пойдут: не привыкли проливать свою кровь. Торговать они умеют, а вот брать крепости не научились.
Астарт проследил, чтобы расставили часовых, и вместе с Ларит спустился вниз. Свита Хромого провела их в апартаменты визиря. В большом полутемном зале, устланном коврами и циновками, Эред пытал скифа, своего бывшего хозяина.
— Я его поймал еще вчера, да не было времени развести жаровню. — Эред поднес к лицу скифа раскаленный металлический прут.
— Я все рассказал, видят боги, — завизжал старик.
Глаза Ларит округлились в ужасе:
— Эред? Как ты можешь?!
— Могу, — мрачно ответил тот, — он выдал нас, хотя мы его поили и кормили. Лежал на циновке будто пьяный, а сам все подслушивал. За это он получил десять дебенов и Агарь… — Он склонился к старику: — Где Агарь? Отвечай, шакал…
— Продал! — зарыдал скиф. — Сразу продал!
— Кому?
— Разве я знаю! Иностранец какой-то взял ее на корабль.
— Какой иностранец? Как он выглядел?
— Бедная девушка, — прошептала Ларит.
— Гвоздь не вернулся, — сказал Хромой, оттолкнув рабыню, омывающую ему ноги, — но катапульты навек замолчали. Смелый был парень. И те, кто был с ним… Как говорил мой друг-привратник, кровь героя не проливается впустую.
В сумерках через стену крепости забросили головы тех, кто был послан поднимать рабов других финикийских городов-государств: ведь в одиночку знали все — невозможно было победить.
— Одни. Как скорпион, обложенный огнем, одни. И неоткуда ждать помощи. — Хромой сник, поскучнел Астарт, рабы разбрелись по всему дворцу, но крики часовых вновь заставили взяться за мечи.
На стены карабкались люди в рубищах или совсем нагие: воя и дико вскрикивая, они взывали к милости восставших. Их подгоняли остриями длинных копий тиряне-ополченцы.
Защитники крепости столпились на стенах, не зная, что делать.
— Пощадите! — неслось из многочисленных глоток.
— Мы тоже прокляты богами!
— Помогите!
Астарт взбежал на башню и остановился, пораженный открывшейся картиной. Тиряне решились на какую-то хитрость, но какую? Переодетые воины?
Он спустился на стену и крикнул:
— Факелы сюда! Больше факелов!
И стало светло как днем.
Скрипели лестницы, надсадно и хрипло дышали люди, торопливо взбиравшиеся по ним.
Первая голова показалась над гребнем стены — и все оцепенели от ужаса: вместо лица — страшная безносая маска с чудовищными наплывами разлагающегося мяса и кожи.
Вначале у Астарта мелькнуло, что это рабы пурпурокрасилен. Но ведь они все перебиты — жрецы опасались, что восставшие освободят их и тем самым узнают тайну пурпура.
Люди, оглашая все вокруг стонами, рыданиями, хрипом, заслонили стены. Рабы шарахнулись прочь, напуганные их видом. Лица-маски были сплошь усеяны пятнами, опухолями и зияющими язвами, разъедающими мягкие ткани и обнажающими кости. У многих волосы давно выпали, и с голов сыпалась шелуха. Кто-то кого-то тащил на спине. Кто-то дергался от страшной боли, рискуя свалиться вниз. Высокая мужская фигура, не понятно было, старик то или юноша, поднял над головой свои пугающие руки с выпавшими из суставов костями и не то завыл, не то запел что-то непонятное.
— Прокаженные! — пронеслось по стенам.
Рабы посыпались внутрь крепости.
— По местам! — закричал Астарт. — Это уловка купцов! Кто с копьями сюда!
…Прокаженных загнали в один из залов дворца и наглухо заперли, оставив им пищу, вино, воду.
Из-за стен доносились голоса тирян:
— Мы вас трогать не будет! Сами передохнете от проказы!
— Удирайте, пока не поздно!
Ночью около трети рабов перебежало к тирянам. Их перебили, а трупы тут же сожгли, зарыв прах и кости глубоко в землю, чтоб зараза не расползалась по стране.