Парящий дракон. Том 1
Шрифт:
– Это белое вещество – кожа.
– Опять верно.
– Ну… – Доббин грациозно откинулся на свои взбитые подушки. – Я не могу понять, в чем дело. Что это значит?
– То, что ваша кожа в некотором смысле становится коллоидным раствором, а не связанным веществом. А функция кожи как раз соединительная – за счет взаимопроникающих волокон. – И доктор Чейни сцепил пальцы рук, чтобы показать это наглядно. – Не многие думают подобным образом, но ведь кожа – такой же орган, как, например, сердце или печень. В вашем случае этот орган неожиданно начал терять свою твердую структуру. – Он вновь улыбнулся. – Вы – довольно редкая пташка, мистер Доббин. Ваша кожа
Доббин не мог выговорить ни слова.
– Ну, по расписанию вы должны завтра вернуться домой. И я думаю, что мы можем придерживаться этого расписания. Я бы только хотел, чтобы через недельку вы вновь приехали к нам.
Доббин перебил его.
– Вы имеете в виду, что у меня нет никакой аллергии?
Ни венерического заболевания, ни рака, ни даже свинки или бородавок? Так что же ваши парни собираются делать, пока я еще не превратился в развалину?
– Ну, кое-какая аллергия у вас есть, – сказал доктор. – Но к вашей коже это отношения не имеет. Это может быть вызвано лишь реакцией на какое-то внешнее воздействие – вроде инфекции, но в вашем случае нет ни вирусного, ни бактериального заражения. Мы собираемся и дальше брать кое-какие образцы вашей кожи как с поврежденных, так и с неповрежденных участков и постараемся подключить все наши компьютеры. Мы найдем что-нибудь, мистер Доббин.
– Вы хотите сказать: надеетесь, что найдете.
– Наши компьютеры могут анализировать данные быстрее, чем комнаты, набитые сотрудниками, работающими по двадцать четыре часа в сутки. Мы выясним, какой именно тип раздражителя может вызвать подобную реакцию. И после этого, возможно, придется сделать небольшую пересадку кожи.
– Господи!
– Вот об этом нечего беспокоиться, – сказал Чейни. – Давайте предоставим все компьютерам, а?
– У меня что, есть выбор?
И Доббин провел еще один день, смотря телеигры, мыльные оперы и дурацкие телефильмы. Его разум, защищаясь, продирался сквозь джунгли коммерческой рекламы джинсов и зубной пасты. Он еще трижды вкусил больничную пищу и уснул при помощи мощного транквилизатора. Больше доктор Чейни не появился, но молодой доктор с конским хвостиком пришел с еще одним шприцем в руке, срезал кусочек кожи длиной в сантиметр и наложил на рану плотную повязку.
Ему вернули одежду, ключ от машины и деньги и выдали приглашение на повторное обследование. В полудреме он поехал по шоссе 1-95 обратно в Хэмпстед. Это был день третьего убийства, хотя ни Доббин, да и никто другой в Хэмпстеде не знал, что оно произошло, еще целых два дня.
Когда он свернул к дому, тот показался меньше, чем Доббин его помнил. Почтовый ящик был забит счетами, журналами и рекламными проспектами.
Доббин отметил дату возвращения из медицинского центра в своем календаре. Затем он отправился в студию и полил цветы. Потом уселся за чертежный стол, проглядел уже сделанные рисунки, уничтожил половину и начал снова. На этот раз Черный Бальдур, злой волшебник из сказочных историй, был похож на доктора Чейни.
2
Пока Пэт Доббин в Нью-Хейвене ожидал, что ему скажут, что он подхватил какой-то супергерпес (это было его последнее предположение касательно происхождения язвочек), Хэмпстед мучился от внезапной эпидемии гриппа. В первую неделю мая всегда стояли холода из-за резкой перемены погоды, но грипп был зимней болезнью, и уж тем более нечего ему было делать в первую неделю июня.
Например, это была последняя учебная неделя в Милловском колледже, и учителя с ног сбивались из-за
Грем Вильямс передвигался эти три дня, когда вынужден был это делать, от кровати до туалета и обратно – он был слишком болен и слаб, чтобы обдумывать те проблемы, о которых рассказывал Пэтси Макклауд и Табби Смитфилду.
Лес Макклауд почувствовал, что у него заболел живот, как раз тогда, когда он ехал домой после посещения полицейского участка. Он предъявил разрешение на оружие и выслушал целую лекцию от Бобо Фарнсворта. Леса скрутило, лоб покрылся потом, и он остановил машину на обочине Гринбанк-роад как раз вовремя: его вырвало в грядку дикого цикория. Он вытирал рот, когда кишки его словно полыхнули огнем. Он лежал в сорняках и очищал штаны. Благодарение Богу, что это не случилось в его нью-йоркской конторе.
Он расстегнул ремень, стащил брюки и на виду у многочисленных машин, проезжающих по шоссе, торопливо снял свои боксерские трусы и отшвырнул их в сторону. Потом его желудок вновь сжался и вытолкнул из себя очередную порцию. Он чувствовал себя точно Иов. Сидя на корточках, он ждал очередного взрыва, что и произошло. Он подтерся сорняками, натянул штаны и побрел к машине. Остаток пути к дому он ехал очень медленно. И как только добрался до Двери, начал звать Пэтси.
В конторе Гринблата в первую неделю июня за столиками сидели только две девушки. А в полицейском участке за всех отдувался Бобо Фарнсворт – он никогда не болел, и ему приходилось дежурить по двенадцать часов, оставляя восемь на отдых. И когда Ронни наконец выбралась из постели, она приготовила ему любимый обед в восемь утра – цыпленка по-южному с хрустящим картофелем.
– На что эти дни были похожи? – спросила она. Сама Ронни не могла есть цыпленка, потому что от запаха жареного масла ее выворачивало.
– На больницу, – ответил Бобо. – Надеюсь, что и убийца тоже подхватил понос, черт бы его побрал.
В приемных хэмпстедских врачей толпились люди, помочь которым доктора были не в состоянии. "Это новый штамм, – говорили они жертвам, – Тут нет никаких магических пилюль, просто пейте побольше жидкости и оставайтесь в постели".
Жертвы говорили друг другу: "Паршиво, но от этого не умирают". Это было не правдой, умирать никто не хотел, но некоторые умерли, все – мужчины за шестьдесят. Грему Вильямсу повезло, и он выжил. Гарри Зиммель отправился за своей Барб на хэмпстедское кладбище, лишь на три недели пережив ее. Он почувствовал, как у него зачесалось горло, когда он рыбачил в понедельник утром, и подумал, что подхватил простуду, но днем нос заложило, а голова раскалывалась от боли. Он вызвал раздражение шикарной нью-йоркской красотки в очках тем, что чихнул прямо ей в лицо в супермаркете Хэмпстеда, тщетно роясь в карманах в поисках платка. На следующий день, пытаясь подняться с постели, он чуть не упал в обморок. В холодильнике было полно мороженой рыбы, но он был слишком слаб, чтобы встать и приготовить ее. Его единственной пищей целые сутки были бурбон, арахисовое масло и пожелтевший салат, который он нашел на нижней полке холодильника. У него была кварта молока, но оно скисло, потому что со смертью Барб экономка совсем распустилась. Он дважды пытался вызвать врача, и оба раза линия оказалась занята.