Пасечник
Шрифт:
Она твердо решила: не расспрашивать, не дергать мужа, аккуратно, незаметно наблюдая за Егором. И продолжала играть свою роль.
Егор весь измучился. Он чувствовал свою никчемность и жалел о том, что женился на Дарье. Какой из него добытчик? Слюнтяй, терпила. И еще… И еще – терпила ненормальный, нездоровый психически. Он не спал ночами, боясь снов. Сны эти были настолько правдоподобны, физически ощутимы и реальны, что он начал путать их с явью.
Ряженые приходили к нему аккуратно, раз в месяц. Они могли очутиться в тот момент, когда Егор находился вне своей квартиры: в магазине, на рынке, на даче. Или, когда Егор шел на работу: позади слышались шаги,
– Хозяин ждет! – улыбался своей страшной улыбкой ряженый, и исчезал.
Егор понял, что домой они все-таки пробраться пока не могут: наверное какая-то сила, добрый домовой, или материнские молитвы держали оборону.
Однажды Егор курил на балконе, поглядывая на улицу с высоты третьего этажа. И вдруг увидел знакомую троицу. Они стояли во дворе, задрав вверх головы. Взгляды их устремились на него.
– Что, близко локоток, да не укусишь? – шепотом спросил Егор. Он был уверен, что ряженые услышали его.
Вдруг один из них, тот, с когтями, прикрытыми варежками, подошел к отвесной стене многоквартирной панельки, и… полез вверх, непонятно, за что цепляясь. Славно его держали невидимые страховочные тросы! Остальные устремились вслед за главарем! Они легко, по-паучьи раскорячась, приближались к балкону Егора и улыбались победительно, жутко.
– Пошли вы, – заорал Егор, рванув в квартиру за шваброй. Когда он вернулся, ряженый в варежках уже перекидывал ногу, обутую в кирзовый сапог с налипшей на него грязью, через перила. Егор со всей силы ударил ряженого шваброй по роже. Но тот, ухмыляясь, держался крепко и не думал падать вниз. Егор, схватив его за шею, начал душить. Но ряженый, осклабившись, вцепился ему в руку. Двое его подручных уже подползли достаточно близко, и быть бы катастрофе, если бы Егора не обхватили по-мужски крепко чьи-то руки, буквально втащив его обратно в комнату.
Это была Даша. Лицо испуганное, огромные глаза расширены. Казалось, в них не было зрачков.
– Ты что творишь? – закричала она.
– Ничего, – ответил Егор.
– О, господи, кровь, – она подскочила к коробке с лекарствами.
Егор повернул голову в сторону балкона. Там никого не было.
Даша не стала расспрашивать его – смысл? Почувствовав давление со стороны, Егор еще глубже спрячется в свою раковину, слова не вытянешь. И так все понятно – беда.
– Знаешь, что? Я в книге читала: такое поведение развивается на фоне депрессии. А депрессия, сплин, тоска – это серьезное заболевание. Может, к врачу? – спросила она вечером у Егора.
– Да какая депрессия, о чем ты, Дашка? Работу надо нормальную искать, – Егор вздохнул, помолчал, словно сил набирался перед затяжным прыжком, – Надо ехать, Даша, в Питер. Никуда не денешься. Пчелин давно меня звал. Кто знает, может и наладится наша жизнь, Дашка.
Она ничего не сказала в ответ. Что тут скажешь? Егор был прав. Родителям который месяц не выплачивали зарплату. Свекровь потеряла всякую надежду на законные жалкие копейки пенсии, и тайком от всех собирала бутылки в парке. Декретные выплаты, которые были получены Дарьей, быстро таяли. Чего ждать? Нет, держать Егора она не будет. Наверное, такую жизнь семейной не назовешь, но… Пусть едет. Ей будет спокойней. Главное сейчас – безопасность и нормальное развитие ребенка. Это – самое важное.
Егор все решил. Если он сходит с ума, то самое лучшее – уехать из дома. А вдруг он, находясь
На сборы оставалось всего два дня.
Глава 6
Московский вокзал встретил Егора шумом и суетой. Множество ларьков торговало разной ерундой: шоколадками, майонезом, пивом, водкой, сигаретами. В киосках предлагали газеты и журналы с кричащими заголовками: «У Аллы Пугачевой объявился внебрачный сын», «Сюткин продал жену за три копейки», «Группа «На-на» состоит из женщин». Пресса разлеталась как горячие пирожки. Главным образом, из-за обилия кроссвордов и сканвордов на задней полосе – люди любили скоротать время в дороге, решая головоломки.
Егор зашел в павильон с вывеской «Шаверма». Захотелось попробовать заморское лакомство. На вертеле крутилось нечто, напоминающее огромный кебаб. Мужик с зубочисткой во рту ловко срезал с него куски, бросил на тонкую лепешку, зачерпнул с тазиков овощей и залил массу розовым соусом. Быстро завернув содержимое «шавермы» в конверт, вручил сверток Егору.
Как ни странно, запах от конверта шел аппетитный – есть можно, если не смотреть на неряшливого продавца и мух, навеки погибших на липких лентах, свисавших с потолка павильона. К шаверме предлагались напитки: чай, кофе, вино, пиво, водка. Егор попросил чай. Пластиковый стаканчик с одиноким пакетиком, залитым кипятком, невозможно было удержать в руках. Пришлось присесть за грязноватый столик. Егор откусил от шавермы, пожевал… Вкусно. Кетчуп с майонезом неплохо сочетались с куриным мясом. Куснул еще раз, и… нащупал языком что-то острое. Выплюнул на ладонь… зубочистку. Ту самую зубочистку, которая пять минут назад была во рту чернявого.
Злость накрыла Егора, как цунами прибрежный город. Он, отбросив от себя пластиковый стол, в один миг подскочил к продавцу. Мускулы налились злой силой: Егор схватил щуплого мужчину за шиворот, и стал запихивать недоеденную шаверму ему в глотку:
– Жри, гадина, жри! – приговаривал он. Продавец давился, дрожал, мычал что-то.
Из подсобки вдруг выскочил второй, видимо его напарник. Что-то прокричав, кинулся на Егора. И зря. Егор одним крепким ударом отбросил напарника метра на три, не меньше. Тот, пролетев довольно длинную дистанцию, ударился об стену. Посыпалось стекло. Со всех сторон к павильону устремились коллеги продавца, охрана и зеваки. На Егора набросилось пять человек одновременно: крик, шум, гам, удары по голове.
Пронзительный свист отрезвил воинственных мстителей. Два дюжих молодца в милицейской форме стояли среди общего хаоса. Драка прекратилась, и окровавленного Егора без лишних выяснений поволокли в обезьянник, бросив на заплеванные нары. Егор заставил себя успокоиться, и это ему, хоть и с трудом, удалось. «Зашибись – приехал в северную столицу. Покушал, блин», – с ненавистью подумал он.
Мд-а-а, сколько раз перед экскурсией в Ленинград мама предупреждала его:
– Сынок, никогда не покупай пирожки на улице. Можно отравиться, – и вручала ему, четырнадцатилетнему, китайский термос с чаем, бутерброды с жареной колбасой и вареные яйца.