Пасха Красная

Павлова Нина Александровна

Из письма ерцевской прихожанки Тамары Федоровны Цветковой: «Крестил меня иеромонах Филарет, а перед крещением исповедовал и наставлял в вере иеромонах Василий. Какая же духовная сила была у о. Василия! После крещения все ушли из церкви, а я с места сдвинуться не могу, и вся моя жизнь с того дня переменилась. Я перестала есть мясо, строго соблюдаю посты. Ежедневно читаю правило, Евангелие, кафизмы и акафист на каждый день. Очень люблю читать жития святых. Помогаю в церкви.

Священника у нас нет, но когда оптинские иеромонахи уехали, мы все равно

продолжали ходить ежедневно в нашу любимую церковь и читать там, что можно читать мирянам. Первую неделю Великого поста прочли Покаянный канон Андрея Критского и ежедневно читаем Псалтирь. Но как же мы молим Господа, чтобы послал нам, грешным, священника!

Убийство о. Василия было для меня таким горем, что я тяжело заболела, а потом исцелилась его епитрахилью. Я ведь знала об убийстве заранее — о. Василий явился мне наяву. Все это я подробно записала в тетрадку, но рассказывать о том не могу, пока не покажу этой записи старцу, — я ведь человек не духовный, и в таких вещах не разбираюсь».

По просьбе Тамары Федоровны мы передали ее записи старцу. А ерцевские прихожане рассказывали, перед убийством о. Василия Тамара Федоровна заболела и все плакала, скорбя о нем. Уезжая из Ерцево, о. Василий забыл здесь свою епитрахиль. И когда с молитвой новомученику Василию Оптинскому епитрахиль возложили на болящую рабу Божию Тамару, произошло исцеление.

Позже в Ерцево привезли кассеты с записью проповеди и служб о. Василия. «И вот соберутся наши православные, — рассказывала ерцевская паломница Елена, — положат на аналой, как святыню, его епитрахиль и плачут, слушая на коленях записи его голоса». Кратким было служение о. Василия в Ерцево, но, видно, долгая память у любви.

Из ерцевских впечатлений: Чтобы дать отдых переутомленным иеромонахам, прихожанин Владимир повез о. Василия и о. Филарета на рыбалку. Отец Филарет сказал, что не умеет ловить рыбу. А о. Василий блаженствуя уплыл на плоту в озеро, взялся за удочку и уснул. Плот унесло далеко по течению, но усталого батюшку не решались будить. Когда же Владимир сварил уху из наловленной им рыбы, о. Василий сказал: «Как один мужик двух генералов прокормил».

В тех или иных выражениях, он всегда отзывался о себе как о человеке немощном. Когда же кто-то просил батюшку помолиться о нем, он отвечал: «Ну, какой из меня молитвенник? А вот помянуть, помяну».

* * *

Рассказывает игумен Павел: «После рукоположения в иеромонаха я служил 40 литургий с о. Василием на московском подворье и жил в одной келье с ним. Исповеди шли до 11 часов вечера и дольше. И когда к полуночи мы уже без сил возвращались в келью, очень хотелось отдохнуть. Присядем на минутку, а о. Василий уже поднимается, спрашивая: „Ну, что — на правило?“ Спрашивал он это мельком, ничего не навязывая, и тут же уходил молиться. После правила он часов до двух ночи читал молитвы, готовясь к службе, а в четыре утра снова вставал на молитву. Как же тщательно он готовился к службе, и как благоговейно служил!

Однажды была моя череда крестить, но я смутился вот от чего: приехала с кинокамерой высокопоставленная чета из мэрии, и женщина не хотела погружаться в воду с головой и портить специально сделанную для съемки красивую прическу. Я не знал,

как тут поступить, и о. Василий вызвался меня заменить. Перед крещением он сказал проповедь и сказал ее так, что женщина была растрогана и уже не думала ни о какой прическе. Кстати, я заметил, что о. Василий перед крещением говорил каждый раз новую проповедь. У него не было дежурной заготовки на все случаи жизни. Он говорил, как хотела сказать его душа в этот час и этим конкретным людям».

Звонарь Андрей Суслов вспоминает: «Многие из нас обращались к о. Василию с дежурной жалобой, что вот сухость в душе и молитва не идет.

„А ты встань ночью, — отвечал он, — урви от сна хоть часок и помолись Господу от души, а не потому, что так положено. И вся сухость, увидишь, пройдет“. Сам о. Василий любил эти ночные молитвы, и, видно, дал ему Господь за то живую душу и живое слово о Боге».

* * *

Расскажем, наконец, об одной из самых трудных треб, когда священнику приходится напутствовать умирающих.

Благочинный Оптиной пустыни игумен Пафнутий вспоминает: «Однажды в два часа ночи позвонили из больницы и попросили прислать священника к умирающему. Я знал, что о. Василий перегружен уже до переутомления, но послать было некого, и я постучал к нему в келью. Вот что меня поразило тогда — о. Василий будто ждал вызова, был уже одет и мгновенно уехал в больницу со Святыми Дарами».

Умирал Лев Павлович Золкин — замечательный мастер, вышивавший редкой красоты иконы, митры, схимы и изготовлявший клобуки для оптинской братии. Это он сшил клобук для пострига о. Василию, в нем батюшку и погребли. Когда о. Василий приехал в больницу, Лев Павлович был уже без сознания, и причастить его не удалось. Но всю ночь до последней минуты рядом с ним был и молился иеромонах Василий.

Рассказывает вдова Любовь Золкина: «У мужа была неизлечимая болезнь крови, и он умер совсем молодым. До последнего дня он работал для Церкви, а заплатят копейки или совсем не заплатят — за все слава Богу. Цену за работу он никогда не запрашивал: „Люба, — говорил, — наша Церковь сейчас бедная и только восстает из руин“. Но я-то знала, что работы мужа за большие деньги перекупают иностранцы, а сама порой занимала на хлеб. Он умирал, и я понимала, что останусь после его смерти без средств к существованию с малыми детьми на руках. „Лева, — говорю, — я ведь тоже шью. Научи меня шить для Церкви“. Он помолчал, помолился и ответил: „Для Бога плохо работать нельзя, а хорошо ты не сможешь“.

Он был для меня идеалом православного человека, и я будто умерла вместе с ним. Окаменела и даже не плакала. Особенно я казнила себя за то, что бросила мужа умирать в одиночестве, уехав в ту ночь из больницы проведать детей. „Да что ты, Люба, — говорили мне в Оптиной, — с ним же о. Василий всю ночь был. Подойди к нему“. Но подойти мешало вражье искушение — к сожалению, я поверила тогда наветам, будто о. Василий связан с „зарубежниками“, а это было неправдой. Но в свое время мы с мужем так обожглись с этими „зарубежниками“, продававшими за доллары его работы за границу, а он их жертвовал нашим храмам во славу Христа, что я даже близко не желала иметь дело с такими людьми.