Пасифик-Хайтс
Шрифт:
Фейн был поражен, но промолчал.
— Полиция подтвердила, что Бритта покончила с собой, — продолжала Вера. — Но за годы наших встреч ни у кого не возникло никаких оснований подозревать у Бритты склонность к самоубийству — и это тревожило меня больше всего. Психоанализ подобных проблем не выявил. Поведение пациентки тоже не было суицидальным. Как снег на голову…
А что касается обвинений, то я не раз и не два подолгу обсуждала поступок Бритты с ее мужем. В конце концов он перестал меня подозревать. Предсмертная
Вера поставила чашку на краешек письменного стола и посмотрела на залив. Алькатрас скрылся из виду за стеной дождя.
— Вы можете себе представить, как я мучилась, — произнесла Вера. — Что я упустила? Как могла не разобраться в ней?
Хозяйка квартиры встала и подошла к окну. Движение напомнило Мартену сцену в «Стаффорде» два дня назад. Вера стояла в такой же позе и смотрела из окна все с тем же озабоченным выражением.
Фейн выдержал паузу, прежде чем задать следующий вопрос.
— Я хотел бы на минуту вернуться к Элизе. Когда вы говорите о ней, в вашем голосе проскакивают нотки, а может быть, вы слова такие выбираете, отчего мне кажется, что Элиза для вас не рядовая пациентка.
Вера никак не отреагировала — не пошевелилась, не отвела глаза от угасающего света дня. Мартен не мог прочитать выражение ее лица. Затянувшееся молчание его озадачило.
— Пожалуй, не стоит удивляться, что вы заметили. Вы невероятно наблюдательны. Что верно, то верно — у меня не получилось держать Элизу на расстоянии. Как вы, очевидно, поняли, это идет вразрез с основным правилом психоанализа.
Я уже рассказывала, как чудовищно обошлась с ней судьба. Однако до того как начались сеансы, Элиза чувствовала себя намного хуже. Как психиатр и психоаналитик, я таких людей вижу постоянно. По-сто-ян-но. Элиза, конечно, не уникум. Но для меня она неповторима. Признаться, Элиза — единственная пациентка, о ком я не могу судить объективно. Сама не знаю почему. Я по-всякому старалась, можете мне поверить. Мне следовало давным-давно направить ее к другому психоаналитику. Но я этого не сделала. Не хочу ее отпускать и все!
Не буду кривить душой — я понимаю, что веду себя непрофессионально. Я даже ездила к ней домой, и не один раз, стоило ей только попросить. — Вера замолчала, собираясь с мыслями. — Элиза — боец, она такая бесстрашная… и хрупкая. Не могу я судить ее объективно. Просто не могу. И не хочу. Господи, помоги — у меня сердце разрывается!
Фейн не нашелся, что ответить на такое признание. Исповедь застала его врасплох. Похоже, что Вера редко изливала душу подобным образом, а тут на тебе. Задумавшись, Мартен слишком затянул с ответом.
— Мне трудно представить себе намерения этого человека, — вновь заговорила Вера. — Но даже если вы сумеете остановить его прежде, чем он успеет кого-нибудь искалечить, мне
Судьба уже предъявила счет Вере Лист, и аналитик успела пожалеть, что поспешила согласиться с высокой ценой. Но Фейн видел также истинную причину — Вера с самого начала недооценила всю тяжесть собственного решения. Когда люди спешат выбраться из трудной ситуации, они обычно принимают свои надежды за реальность. И ничего не поделать с этим печальным и удивительным свойством человеческой натуры.
Глава 22
Рома сидела в машине у многоэтажной стоянки на Карл-стрит. Когда старенький «вольво» Селии Негри вырулил на улицу, направляясь в сторону Стэньен-стрит, Рома увязалась следом. Через несколько минут Селия свернула за угол и остановила машину у бакалейной лавки на углу.
Напарница Фейна выжидала. Слишком много случайных прохожих. Тем не менее она не хотела вступать в контакт с Селией у нее на квартире или пока та сидела в машине. И там и там могли быть «жучки».
Когда Селия вышла из магазина, уже смеркалось. Рома не отставала от «вольво» в путанице кривых улочек Кайт-Хилл. Скорее всего Селия не сможет найти место для стоянки прямо перед домом, и ей придется немного пройтись пешком.
Здания тесно лепились друг к другу — и трехэтажные викторианские, и грубо оштукатуренные современные. Когда Селия остановила машину почти за квартал от своего жилища, Рома объехала ее и припарковалась выше на холме перед самым домом Селии, в запретной зоне пожарного гидранта.
Рома вышла из машины, обошла вокруг нее и встала на тротуаре, открыв пассажирскую дверцу и делая вид, будто что-то достает с сиденья. Когда Селия поравнялась с ней под нависшими кронами фиговых деревьев, колумбийка резко обернулась.
— Селия! — воскликнула она, словно увидев старую знакомую.
Селия подняла глаза и инстинктивно улыбнулась, но, как только ей стало ясно, что перед ней незнакомка, ее лицо посуровело.
Рома глазами показала на прозрачный карманчик, который незаметно держала в опущенной руке. Золотой щит и крупные буквы «Ф», «Б» и «Р» хорошо различались даже в слабом свете заката.
— Меня зовут Линда, — представилась Рома.
Селия подняла глаза, ее челюсть слегка отвисла, словно в немом восклицании «Вот, блин». Роме показалось, что девушка вот-вот бросится наутек.
— Погоди секундочку, — осадила ее Рома. — Не дергайся.
Селия пыталась сообразить, что ее ждет.
Красивая — смесь латиноамериканки и африканки, подумала Рома. Волосы, густые и жесткие, как проволока, собраны узлом на затылке. Серьги в виде серебряных колец.
— Веди себя, как будто встретила подругу, — предложила Рома. — Не стоит привлекать внимание посторонних.