Пасифик-Хайтс

Харпер Пол

— Вы абсолютно уверены, что они незнакомы друг с другом? — спросил Фейн.

— Абсолютно? Нет.

— Значит, подозреваете, что все-таки знакомы?

— Да нет, наверное. Я себе всю голову сломала, пытаясь сообразить, как это могло случиться. Что, если их любовник получил доступ к моим рабочим записям? Другого объяснения я не нахожу.

Я решила принять меры, которые теперь, задним числом, кажутся мне глупыми. В отчеты о последних сеансах с Элизой и Лорой я вставила характерные, но ложные сведения. Их любовник, если он действительно читает файлы,

должен был клюнуть, коснуться этих сведений в разговоре. Конечно, никто не мог гарантировать, что пациентки потом все передали бы мне.

Вера выдержала драматическую паузу.

— Через несколько недель обе женщины рассказали о странном разговоре, который состоялся у них с любовником. Мужчина понес какую-то бессмыслицу, что их неприятно удивило.

— Заговорил на тему, которую вы подбросили?

— Да.

— Вы не ошиблись?

— Нет. Этот человек сумел получить доступ к досье на пациенток и узнал об их самых сокровенных мыслях.

Глава 3

Фейн внимательно изучал Веру — рука со стаканом уперта в колени. Его осенило: жесты и мимика аналитика, которые, как ему казалось, выражали своеобразную любовь к порядку, на деле выдавали панический страх.

— Вы говорите, имя любовника ни одна из пациенток вам не назвала. А вы спрашивали?

— Нет. Сначала я не придавала этому большого значения. Обе женщины намеренно избегали имен, я не хотела давить. Анонимность стала негласным правилом наших бесед об их связях.

— У вас есть догадки, как именно любовник использует похищенные сведения, что замышляет?

— Пожалуй, он использует их, чтобы подтолкнуть любовниц в нужную сторону. Склонить к сексу — это само собой. Вполне вероятно, дело дальше секса не идет. И все же… что-то мне подсказывает: плотские удовольствия — всего лишь верхушка айсберга.

— Вы меняли защиту?

— Не решилась. Подбросив ложные сведения, я, возможно, и так зашла чересчур далеко. Когда ложная информация вызвала у Элизы и Лоры недоумение, любовник, вероятно, удивился, но вряд ли у него возникли серьезные подозрения. Если же вдруг обнаружится, что еще и защиту сменили… Тут сразу станет ясно, кто под него ведет подкоп.

— Хорошо. Вы правильно рассудили. Как давно у вас исчезли последние сомнения?

— Несколько дней… три дня назад.

Мартен посмотрел в окно. Капли дождя, подсвеченные снизу фонарями, падая, гасли, точно искры. Повернувшись к Вере, он наткнулся на ее прямой взгляд.

— В полицию вы не хотите идти, опасаясь, что дело получит огласку, — констатировал Фейн.

— То-то и оно. В моих заметках есть вещи, способные изуродовать человеку всю жизнь. Разве я могу допустить, чтобы записи попали в государственные организации и суды? Об этом не может быть и речи!

Вера тут же взяла себя в руки.

— Мистер Фейн, я сама не совсем понимаю, о чем прошу, но ведь должен быть какой-нибудь способ остановить негодяя, не сообщая пациенткам, что их досье похитили, устроить все так, чтобы никто не узнал о случившемся?

Вера

излучала почти осязаемое напряжение.

— Как и вас, меня окружают тайны, — продолжала она. — Люди делятся со мной своими секретами каждый божий день. И каждый день год за годом десятки жизней складываются так, а не иначе благодаря моему умению хранить признания. Если я выдам то, что мне доверили по секрету, жизнь многих моих пациентов обернется иначе и, вполне вероятно, трагически.

Вера нацелила на Мартена свои черные глаза.

— Происки этого негодяя — еще один секрет, который я не намерена разглашать. Только на этот раз мне не обойтись без чужой помощи.

Вера Лист не спрашивала, правильно ли она поступает. Она испытывала страх, но, похоже, поняла, что другого выхода просто нет.

— У вас, я вижу, серьезные намерения, — ответил Фейн. — Однако прежде чем мы перейдем к делу, я должен вас предупредить.

Вера насторожилась.

— В первую очередь подобные операции никогда не проходят, как задумано. Несмотря на всяческие хитрые подходы и добросовестное планирование, обязательно возникнет какой-нибудь мерзкий казус. И если он выйдет боком, вам несдобровать. Учтите также, что этот путь может завести вас в дебри юридических претензий.

Вера приподняла подбородок.

— Хотя я не юрист, — продолжал Фейн, — сдается мне, что, позволяя этому субъекту рыться в ваших рабочих записях, вы сознательно нарушаете неприкосновенность сведений о пациентах. Когда взломщик, получив нелегальный доступ к вашим досье, совершит преступление, вас могут привлечь к ответу за пособничество. Если у вас есть подозрение, что этот человек планирует использовать ваши заметки в преступных целях, и вы не сообщили в правозащитные органы, вам могут предъявить обвинение в недонесении о преступном намерении.

— Вдруг это всего лишь подозрение?..

— Если вы полагаете, что вашим подопечным грозит опасность, но не предупреждаете их и не сообщаете, куда надо, вам могут предъявить обвинение в преступной халатности, а в худшем случае — пособничестве.

Вера вместо ответа закрыла глаза. Она надеялась услышать совсем не это.

Фейн заметил, что ритм, в котором поднималась и опускалась ее грудь, изменился, на лбу проявились легкие складки. Сколько женщин за годы существования старого отеля сидели вот так дождливым вечером у окна, пытаясь разобраться в хитросплетениях судьбы?

Вера открыла глаза.

— Вы несколько раз повторили «могут предъявить». Выходит, последствия нельзя предсказать заранее? Могут предъявить, а могут и не предъявить?

— Именно.

Вера взглянула на собеседника с новым интересом, уже спокойнее.

— Отчего-то мне кажется, что вы не любите говорить о своей личной жизни.

Мартен пропустил замечание мимо ушей.

— Значит, вам будет легче вообразить себя на месте человека, — продолжала Вера, словно молчание Фейна подтвердило ее догадку, — чей внутренний мир выставили на потеху публике, чье тайное «я» вдруг стало предметом всеобщих насмешек.