Пассажир последнего рейса
Шрифт:
Георгий Павлович переменил вид на жительство, несколько преобразил даже свой внешний облик v в соответствии с неприметной должностью складского писаря у Лебедева и, как прочие гости особняка Зборовичей, оповещал о своем приходе условным стуком. Ютился он где-то на глухом конце Рыбинской улицы, за Владимирской церковью, в убогой каморке.
Не оставалась в стороне от патриотического дела и супруга Здислава Зборовича, пани Элеонора. Она подружилась с артисткой ярославского «Интимного театра» Эльгой Барковской — пан Здислав был ревностным ценителем ее таланта. Среди других почитателей артистки
Фалалеев смог оказать заговорщикам немалые услуги!
Через него полковник Перхуров своевременно узнавал все подробности насчет дислокации частей и смены караульных постов в городе и гарнизоне, о настроениях солдат Первого Советского полка, размещенного в здании Ярославского кадетского корпуса. Заговорщики выяснили заранее адреса советских руководителей, имели данные обо всех запасах в городе, о разногласиях и спорах между фракциями эсеров и большевиков в губисполкоме… словом, пани Барковская и ее друг Фалалеев оказали мятежным офицерам посильную помощь!
И все-таки самое прямое и непосредственное участие в событиях принял сын Зборовича, семнадцатилетний пан Владек!
В ночь на 6 июля группа переодетых офицеров последний раз собралась тайно в особняке Зборовича. Возглавлял группу бывший жандармский полковник, ныне складской писарь Георгий Павлович Зуров. Он повел своих спутников прямо на Леонтьевское кладбище, примыкавшее к территории артиллерийского склада близ станции Всполье.
Там с ночи сосредоточивались перхуровцы, и сам Александр Петрович уже восседал на чьем-то надгробии в позе Мефистофеля со скульптуры Антокольского.
В теплой прозрачной мгле здешней почти белой северной ночи полковник Зуров отдал честь главноначальствующему. Они обменялись рукопожатиями, обнялись и… лишь в эту минуту заметили, что юный пан Владек Зборович увязался из дому за офицерами и даже держит в руках револьвер системы «смит и вессон». Отсылать юношу домой, к папе и маме, было поздно, оседал туман, светало, группа ждала команды. Перхуров снял фуражку, проговорил: «С нами бог!» — и пан Владек стал участником захвата артиллерийского склада!
Операция прошла тихо, без стрельба и эксцессов, тем более что первыми, кто прибыл из города к захваченному складу, был… бывший поручик Фалалеев и его конные милиционеры!
Все прошло по плану, разработанному на тайных сборищах…
Было это пять суток назад.
В течение этих пяти суток владельцы больших квартир, городское купечество, бывшие чиновники, лица духовного звания, господа инженеры и присяжные поверенные восторженно приветствовали доблестных перхуровцев, а военные действия перекинулись на окраины и в Заволжье.
Москва, казалось, была такой близкой и доступной… Там день в день — в то же утро 6 июля — восстали левые эсеры по единому замыслу и плану, согласованному с Антантой. Ярославлю выпала связующая роль между Москвой, городами Поволжья и Севером, где десанты союзников должны были одновременно
Правда, не все шло так гладко, как сначала. Сопротивление красных возросло. Первый Советский полк не выступил, как ожидалось, на стороне Перхурова: солдаты перешли к красным, офицеры присоединились к Перхурову. На стороне красных появился бронепоезд. Его пушки подавили у белых немало пулеметных точек на колокольнях.
И численный перевес уменьшался. В первые дни к мятежникам пристало шесть тысяч офицеров, кадетов, военных гимназистов, сыновей состоятельных родителей вроде Владека Зборовича. Присоединились студенты-лицеисты из так называемых «белоподкладочников», то есть богатых щеголей, носивших шинели с белыми шелковыми подкладками, и молодые черносотенцы, получившие прозвище кацауровцев, по имени доктора Кацаурова, организатора ярославского отделения «Союза русского народа»… Красные же стали получать подкрепления из Данилова, Иванова, Ростова, Романово-Борисоглебска, потом и из Москвы.
Но сегодня, 11 июля, на шестой день мятежа, у его участников рассеялись все сомнения и страхи! Временные неудачи и жертвы, затяжка наступления за реку Которосль, где предполагалось освободить заключенных из тюрьмы в Коровниках и пополнить этим резервом силы белых воителей, — все это отошло на задний план в сравнении с благими вестями от союзников-французов!
Митрополит Агафангел, первым извещенный о новостях, провозгласил в соборе многая лета победителю большевиков Александру Петровичу Перхурову-Ярославскому. Поручику Фалалееву поручили устроить парад на городской площади. Там в числе зрителей присутствовали два иностранных офицера в летной форме.
После парада, устроенного так умело, что одни и те же самокатчики-велосипедисты и фалалеевские конники продефилировали перед иностранными офицерами по три раза, обоих гостей-офицеров возили по городу на автомобилях в обществе дам — пани Зборович и артистки Барковской.
В уютном особняке Зборовичей приготовили званый ужин.
Сам главноначальствующий обещал быть на этом банкете, чтобы поделиться добрыми вестями с почетными горожанами.
Слух о званом вечере у Зборовичей вызвал толки… Супруги писали приглашения на визитных карточках пана Здислава. Дозвониться удалось лишь к немногим — телефонистки на станции работали под контролем двух офицеров, но никто уже не чинил повреждений на линиях.
Бородатый швейцар из гостиницы «Бристоль», той, где 6 июля был арестован в своем номере комиссар Нахимсон, той же ночью расстрелянный, принимал у гостей пальто, накидки, трости и шляпы. В полутемном вестибюле горели свечи. А в следующем, приемном зале гостей встречал новый глава городского управления, господин Иван Савинов, председатель ярославского комитета меньшевистской партии. Перхуров надеялся, что Иван Савинов поможет привлечь к восстанию рабочих-меньшевиков и беспартийных. Сейчас, на банкете, Ивану Савинову выпала роль как бы почетного метрдотеля.