Пассажир последнего рейса
Шрифт:
Он поздоровался с Артамоном, поклонился хозяину и обнялся с дедом. Мужчины стали распрягать коней и пара за парой вводить их в конюшню. Дед Павел давал советы, чем прикрыть да как почистить, и даже с крыльца сошел, чтобы огладить последнюю пару и очистить им ноздри от льдышек-сосулек. Пока двери конюшни не закрылись, Александр не уходил со двора. Мимоходом спросил работника:
— Ну как, Артамоша, хороши?
На что Артамон со вздохом восхищения ответил:
— Чудо как хороши, Александр Васильевич, чистая невидаль в нынешнее время.
— Как охолонут, водички им подогретой нальешь… Овес-то есть? А то у меня в санках возьми, полушубком моим мешок непочатый ячменя прикрыт.
— Что ты, Саша, как для твоих у нас овсу не найтись? Ступай в избу, заждались мы тебя!
Сашка помог деду Павлу взойти на крыльцо и, рука на дедовом плече, переступил порог горницы.
— Орел! Истинное слово говорю: последний в нашем роду орел ты, Сашаня, — бормотал восхищенный дед, пока Сашка раздевался. Свой наган он переложил в карман. Оглядел стол с видимым удовольствием и заметил Макара.
— А, дружок мой, спаситель! Из воды меня, грешного, вызволил, под огнем на лодке греб, полуживого навестить не забыл… Здорово, брат Макарушка! Подрос ты, братец! Надолго ли сюда, в лесной приют? Аль проездом?
За ужином Сашка ел плотно, но на бутылку не налегал. Макару показалось, будто он все время держится чуть-чуть настороже. Налил рюмочку настойки и Макару. От этой первой в жизни рюмочки Макару стало повеселее и даже немного щекотно во всем теле, захотелось участвовать в общем разговоре.
— Вы по дороге волков из нагана не стреляли?
Сашка живо к нему обернулся.
— Не поверишь, а разочка два стрельнуть пришлось. Для острастки. Вовсе обнаглели, прямо стаями ходят. И здесь есть поблизости… Так выходит дело, ты только нынче из Яшмы?.. Как это тебя на опасной дороге одного бросили? Ну и Андрейка-мужичок! Поговорю я с ним как-нибудь по душам… Ну а что новенького в Яшме?
И Макар начал рассказывать об аэропланах на расчищенном ледовом поле, о «красном рождестве» на реке. Рассказчику льстило, с каким интересом слушает его Сашка Овчинников. Но, когда мальчик похвастал, что давно знает самого главного летчика, с которым он, Макар, чуть было не совершил полет над селом, Сашка неожиданно утратил к рассказу всякий интерес… Он встал, зевая, потянулся с хрустом в костях и обратился к хозяину дома:
— Слышь, Степан, коли не прогонишь, хочу у тебя остановку сделать на день-другой, перед сдачей монастырю коням надо роздых дать, а сам я давненько по волкам собираюсь. Ружье у меня с собой в санях лежит. Приманку-то найдешь? И картечи, заряда на три-четыре?
— Картечи вдосталь, и обертка для приманки давно под телят кинута. И поросенок есть голосистый. Хоть сейчас можешь ехать.
— Слыхал я летом от старца Савватия, будто у его скита — знаменитые волчьи места. Самому бывать там не случалось мне.
— Эка невидаль — волчьи места! — презрительно бросила Марфа. — Этого гостя здесь, около нас, полно.
Дед
— Сюда, к нам, лишь на промысел волк зимой подается, а логовища его там, за козлихинским болотом. Дорогу-то по болоту знаешь?
— Коли не знаешь, в болото и угодишь! — Макара поразило злобно-насмешливое выражение Марфиного лица. — А заедешь не знамши — тут уж и целительница скитская не спасет!
Степан поднял на Марфу тяжелый взгляд. У Сашки чуть дрогнула бровь, но спросил он Марфу самым простодушным тоном:
— Какая такая целительница? Это ты про кого?
Марфа отвела взор.
— Будто и впрямь не знаешь!.. — И стала прибирать со стола, безжалостно стуча посудой. — Что мало пили, ели? Не угодила хозяйка?
— Чай, не последний раз за столом сидели, — сказал Сашка. — Нынче устал с дороги, от Пучежа только в Юрьевце немного размялся — и прямо сюда! А в донышки и завтра поколотим.
Подозвал к себе Макара:
— Идем-ка, братик малый, к деду на печь. Уж недели полторы как в домашнем тепле не укладывался.
Мальчик обрадовался. Значит, Сашка не остался в обиде на Макаркино застольное хвастовство? Видно, просто ему не понравилось, что кто-то другой при нем завладевал вниманием слушателей?
Хозяин с хозяйкой удалились в другую комнату. Артамон постелил себе на лавке. Макар влез на печь. Тут было просторно, вполне хватало места на троих.
Дед тихонько свистел носом. Макара тоже клонило в сон. Мальчик прислушивался, как расходится на Дворе ветер. Он по-волчьи гудел в печной трубе, но здесь, в тепле, слушать его было нестрашно. Наоборот, даже уютнее засыпать!
Вдруг Макар ощутил слабый толчок в бок и сразу открыл глаза.
— Тсс! — уловил Макарка шепот Сашки. — Ни слова не говори про летчика Шанина! А завтра Попросись со мною на охоту. Там и потолкуем про Ярославль и про все… А теперь взаправду спи!
Глава десятая
По волкам
За всю свою жизнь Макарка не ездил по такому лесу. Здесь было красивее и торжественнее, чем в кафедральном соборе. Казалось, могучие кроны этих сосен смыкались чуть не в облаках, образуя там, в вышине, сплошной свод, подпертый бронзовыми колоннами стволов.
Снежные карнизы со всех сторон окаймляли этот свод. Они нависали над тропой, готовые вот-вот сорваться и завалить маленькие плетеные санки и обоих седоков. С ветвей свешивались длинные пряди заиндевелого мха, похожие на серебряные гирлянды. Темно-зеленые ели клонили над сугробами мохнатые двухсаженные лапы.
Дремучий бор был недвижен и тих, вековые деревья словно отдыхали, и каждое вспоминало о чем-то своем, давнишнем. Ни шороха в ветках, ни дуновения. Только частые снежные хлопья бесшумно опускались на хвою, таяли на крупе коня, покрывали, словно накидкой, плечи седоков. Время от времени людям в санках приходилось шевелиться и отряхиваться.