Пассажир Седьмого Класса
Шрифт:
– Что? А…- совмещенные Долгопол и Звездарик сейчас были во власти воспоминаний: один о том, как доходил в смертной истоме под вонючей медвежьей шкурой в хазе, а рядом обсуждали насчет мешка, кирпичей и реки; другой - как он гладил
Тобика (а актер-мальчишка, конечно, от души забавлялся, что двое взрослых так развесили уши). Воспоминания пробуждали чувства - сходные у обоих.
Вася вышел из-за стола-пульта, расстегнул и начал вытаскикивать из брюк широкий ремень:
– Ладно. Будет тебе сейчас трибунал. С чуткостью и снисходительностью.
Снимай штаны!
– Почему штаны?- не понял мальчик.- Для считывания рубашку надо…- он начал расстегиваться.- Пожалуйста, можете забирать, не жалко. У меня новые еще лучше будут.
– Нет, рубашку пока не надо. Ты лучше штанишки снимай,- Долгопол сложил ремень вдвое, махнул им в воздухе.- Ну, живо!
…Как мы отмечали, непротиворечивое пребывание личностей Васи и Семена
Семеновича в одном теле оказалось возможным в силу их психической совместимости. Сейчас эта совместимость выразилась (как прежде в общих мыслях или в,азарте погони) в единодушном порыве: драть! Драть шельмеца, просунув его голову между колен, в полную силу - чтоб визжал, плакал и топал ножками… чтоб мамочку звал… чтоб
Фима понял, соскочил с кресла, начал пятиться, прикрывая ладонями попку.
Лицо побледнело, большие глаза глядели на приближающегося следователя ОБХС умоляюще:
– Дядя, не надо! Я… я все сути верну, а?.. Я больше не буду. Меня судить надо… галактическим трибуналом, а вы!.. Это произвол. Я протестую… Не надо, дяденька миленький, я и в лаборатории вам все покажу-у-уу-у!
– Из глаз
Фимы полились крупные слезы.
– Снимай штаны!!!
– Ну, чего на мальца напустился-то!
– раздался позади знакомый сиплый голос; одновременно в комнате распространился винный запах.- Ишь, распоясался! Вот он я, сам явился. Что дальше?
В дверях стоял Спиридон Математикопуло. Он был в тех же светлых брюках, в туфлях с дырочками, только свитер сменил на голубую тенниску. Бросалось в глаза, что левая рука его явно короче правой, волосатой и жилистой, и как-то пухлее, нежнее, моложе ее. Младенческие пальчики сжимали ручку "дипломата".
Глаза у вошедшего были осоловело-отрешенные, веки набрякли.
"Да,- подумал совмещенный Долгопол-Звездарик, стоя посреди комнаты с ремнем в руке,- что же действительно дальше-то?.."