Пассажир
Шрифт:
— Я психиатр.
Старик улыбнулся и приподнял стаканчик, словно хотел сказать: «Будем здоровы». Его лицо было отмечено налетом цинизма, почти жестокости человека, утратившего последние иллюзии, но очень светлые глаза придавали ему какую-то светлую невозмутимость. Словно озерца в горных расщелинах.
— А твоя мать все еще жива?
— Жива. Но ее душевное здоровье не улучшилось. Она уверена, что во время ее беременности проводилась редукция эмбриона. Что мой брат-близнец был убит в ее утробе.
Старик приподнял бровь:
— А
— Нет.
— Почему?
— У меня есть доказательства, что мой брат жив.
— Какие доказательства?
— Я не могу рассказать вам подробно.
Туанен указательным пальцем, как ковбой, сдвинул свою панаму и глубоко вздохнул.
— Мне очень жаль, сынок, но ты ошибаешься. Я присутствовал при редукции плода.
— Вы хотите сказать…
— Точную дату я уже не помню. Примерно на шестом месяце беременности. Выжить мог только один зародыш. Пришлось выбирать. Это сделала твоя мать, но ее сознание было… скажем, спутанным. Однако твой отец дал свое согласие.
Кубела закрыл глаза. Его пальцы впились в стаканчик, так что кофе выплеснулся на руку. Но он не почувствовал ожога. У него под ногами будто разверзлась пропасть.
— Вы ошибаетесь.
— Я был там, — повторил Туанен, стукнув по земле каблуком. — Я присутствовал при операции. Мне полагалось поддерживать твою мать во время этого испытания. Хотя, на мой взгляд, она бы предпочла священника.
Кубела отбросил стаканчик и обхватил голову руками. Он погружался в бездну, которая его так страшила. Три убийства, а виновный один. Он сам.
Он поднял глаза и предпринял последнюю попытку:
— Я не нашел в родительских бумагах никаких упоминаний о проведенной операции. Ни врачебного заключения, ни предписаний. Ничего. Документа, доказывающего, что редукция состоялась, просто не существует.
— Бумаги могли уничтожить. О таких вещах предпочитают не вспоминать.
— Но я и о родах не нашел никаких упоминаний, — настаивал Кубела. — Как и о том, что она лежала в больнице. И свидетельства о рождении там не было.
Старик встал и опустился перед Кубела на колени, словно пытался успокоить ребенка.
— Пойми одно, — прошептал он, кладя руки ему на плечи. — Твоя мать родила не только тебя, но и твоего мертвого близнеца. В тот момент, когда проводилась редукция, уже нельзя было сделать аборт. Иначе ты бы тоже погиб. Пришлось ждать. Так что у нее родилось сразу двое детей. Один живой, один мертвый.
Кубела сдержал стон. Значит, дьявольского брата не существует. Нет никакого мстительного двойника. Остается только он один. Два близнеца выжили лишь в его воспаленном мозгу. Он одержим своим братом. И доминирующий, и ущемленный близнец — он сам.
Он с трудом поднялся. Казалось, земля уходит у него из-под ног. Кубела попрощался со стариком и покинул сад. Долго он брел в каком-то тумане. Когда наконец вышел из оцепенения, оказался на незнакомой улице. Он видел свою тень
Всю жизнь ему удавалось удерживать эту угрозу на расстоянии. Всю жизнь он не позволял злу вырваться наружу. Вот чем объяснялось тревожное выражение на его фотографиях. Возможно, маленький Франсуа боялся других. Но прежде всего он опасался самого себя. Вот почему он посвятил себя психиатрии. Написал докторскую диссертацию о близнецах. Изучал синдром множественной личности, шизофрению…
Исследуя чужие психические расстройства, он укрощал свое собственное безумие. Ирония заключалась в том, что эта страсть довела его до истоков зла. Он наблюдал Кристиана Мьоссана, Патрика Серена, Марка Казарьяна. И вел расследование. Он проник в сеть «Матрешки». Стал одним из подопытных. Пассажиром без багажа.
Но не только.
Препарат «Метиса» пробудил черного близнеца. Под его воздействием рухнула плотина, воздвигнутая Кубела перед этой злой силой. Проклятый двойник овладел его душой.
Он и был убийцей с Олимпа. Каким-то образом его призрачный брат вел реальную жизнь в глубинах его сознания. Но как Кубела превращался в кого-то другого и ничего об этом не помнил? Неужели он нечто вроде доктора Джекила и мистера Хайда?
Он поднял голову и обнаружил, что плачет, сидя на земле под козырьком какого-то подъезда и прижимая колени к груди. Сквозь эти слезы пробивался смех.
До него дошло очевидное.
Чтобы уничтожить мифологического убийцу, ему нужно убить самого себя.
— Саша раскололась.
Анаис не сразу уловила, о ком он говорит.
— Саша?
— Владелица сайта знакомств.
— О’кей. И что это нам дает?
— Не много. Она сама не понимает, что там творится. Говорила о таинственных исчезновениях членов клуба.
— Женщин?
— Женщин. Мужчин. Кого угодно. Она вконец запуталась и не желает взглянуть правде в глаза. Ее клуб на грани разорения. Корабль идет ко дну, но она все еще стоит у штурвала.
18 часов.
Она дошла до двенадцатого имени. Такими темпами она, быть может, успеет проверить весь список до полуночи. Когда ей позвонил Солина, она ехала по кольцевому бульвару, направляясь к северному выезду из столицы.
— А что она говорит о Медине?
— В начале две тысячи девятого девчонка посещала ее вечеринки. Примерно в августе она исчезла. Больше Саша ничего не знает.
— И Саша не видела, что Медина не похожа на ее завсегдатаев?
— Почему же, видела. Но не стала отказываться от такой приманки.