Пассионарная Россия
Шрифт:
В эмиграции, начиная с 1920 г., Милюков постепенно отходит от политической борьбы, все больше углубляется в дела своей газеты и литературные занятия. Из-под его пера выходит одно сочинение за другим: «История второй русской революции», «Большевизм как международная опасность», «Россия на переломе», «Роковые годы», «Республика или монархия?»; его многочисленные статьи, воспоминания публикуются на страницах эмигрантских газет и журналов.
В годы эмиграции Милюков окончательно отказался от лозунга конституционной монархии и кардинально изменил свою точку зрения на национальное устройство России. Я, говорил он на одном из совещаний бывших членов кадетского ЦК, «уже давно стою за федерацию, ибо «единая и неделимая Россия» – лозунг, нас погубивший».
Немногие месяцы существования Временного правительства, – вспоминала впоследствии А. В. Тыркова, хорошо знавшая Милюкова, – были для кадетской партии периодом ее наиболее напряженной деятельности. К сожалению,
Можно сказать, что не справился со своей исторической ролью и лидер партии П. Н. Милюков, сторонник эволюционного развития России.
Блистательный мастер русской прозы, один из лучших (если не лучший) писатель русского литературного зарубежья Гайто Газданов (1903–1971) в книге «Ночные дороги» создает удивительно колоритный образ эмигранта, бывшего крупного политического деятеля России, чем-то неуловимым напоминающего Милюкова тем, кто читал его мемуары и воспоминания о нем: Этого человека много лет тому назад знала вся Россия, судьба которой формально находилась в его руках, – я повсюду видел его бесчисленные портреты; десятки тысяч людей слушали его речи, каждое слово его повторялось, как если бы возвещало какую-то новую евангельскую истину. Теперь он тих, как и другие, в эмиграции, в Париже. Я встречался с ним несколько раз; это был почти культурный человек, не лишенный чувства юмора, но награжденный болезненным непониманием самых элементарных политических истин; в этом смысле он напоминал тех особенно неудачливых учеников, которые есть в каждом классе любого учебного заведения и для которых простейшая алгебраическая задача представляется чем-то совершенно неразрешимым, в силу их врожденной неспособности к математике. Было непостижимо, однако, зачем он, с таким непонятным ожесточением и нередко рискуя собственной жизнью, занимался деятельностью, к которой был так же неспособен, как неспособен человек, вовсе лишенный музыкального слуха, быть скрипачом или композитором. Но он посвятил этому все свое существование; и хотя его политическое прошлое не заключало в себе ничего, кроме чудовищно непоправимых ошибок, вдобавок идеально очевидных, ничто не могло его заставить сойти с этой дороги; и лишенный каких бы то ни было возможностей действовать теперь, он все же занимался чем-то вроде судорожного суррогата политики и издавал небольшой журнал, в котором писали его прежние сотрудники по давно умершей партии, столь же убежденные защитники архаических и несоответствующих никакой действительности теорий.
Суровый приговор политическому деятелю, не правда ли? Печальный конец политической карьеры. Не так важно, о Милюкове речь, о Керенском или о ком-то другом. Вдвойне печально то, что никогда не переводились на Руси политические деятели с «врожденной неспособностью к политике»… Способным же к политике не хватало ни общегуманистического мировоззрения, ни общей культуры, ни милосердного взгляда на средства достижения политических целей, ни элементарной человеческой порядочности.
Русский патриот, интеллектуал и интеллигент, а следовательно – человек умный, добрый и порядочный, П. Н. Милюков (согласимся с его критиками) действительно не выполнил своей исторической роли. Не дали. На историческую арену выходили политики иной этики…
Вместо эпилога
С благодарностью к прошлому
Многие факты русской политической истории прочно забыты. Ведь существовала конституция Михаила Салтыкова 1610 г. В это время Англия, Франция, Швеция и прочие передовые европейские страны спали еще глубоким абсолютистским сном. В период Смутного времени Россия объявила себя конституционной монархией – это была серьезнейшая и принципиальная реформа.
Конечно, конституционная монархия просуществовала очень недолго – для исторического процесса это миг. Но такой факт был, документ существует. Его же никто не выдумал, ни Василий Ключевский, ни Борис Чичерин. Существовала конституция, принятая тогдашним российским правительством. Другое дело, что реформы пошли прахом… А следующая конституция была принята почти через триста лет. Только в 1906 г. Россия вновь стала конституционной монархией.
Причем речь идет не о проектах, о попытках – ими полна русская история. Скажем, в 1730 г. Москва бурлила: было выдвинуто одиннадцать проектов конституции, ни один из которых не был принят, а знаменитые кондиции, ограничивающие самодержавную власть, разорваны.
Стремление России идти в ногу с веком проявлялось и в последующие столетия.
Хрестоматийный пример: в эпоху Петра даже дворянские реформы, получившие свое окончательное оформление в последней четверти XVIII в., были по-своему прогрессивны и явились завершением поисков со времени смерти Петра I путей к стабилизации внутриполитической обстановки. Найденный выход, пишет M. М. Сафонов в книге «Проблема реформ в правительственной политике России на рубеже XVIII
Логическим продолжением таких мыслей и стала политика преобразований, или, говоря современным языком, перестройка общественной системы.
Эпоха Александра I, первая четверть XIX в., – эпоха задуманных М. Сперанским и Александром I разнообразных реформ. Но не только…
Чем еще было это время в истории России? Сперва «дней александровых прекрасное начало», потом – героическая эпопея войны 1812 г., затем – аракчеевщина, разгром университетов, военные поселения и, наконец, печальный финал – трагедия декабристов. Такова схема царствования Александра I, вошедшая во все учебники.
XIX век начался в России с очередного дворцового переворота: в ночь с 23 на 24 марта 1801 г. Павел I был убит заговорщиками. В газетах, разумеется, написали совсем другое: «Государь император скончался от апоплексического удара». Жена и сын – будущий Александр I – знали о заговоре и ждали его результата в карете, чтобы в случае неудачи бежать к своим родственникам в Германию.
Павел I был, конечно, самодуром. Но, как ни парадоксально, именно он начал тут курс реформ во внутренней и внешней политике, который затем продолжал его сын Александр. Отец объявил «крестовый поход» против взяточничества и коррупции чиновников. Сын попытался даже подрубить корни мздоимства, введя в 1809 г. «экзамен на чин», при котором предпочтение отдавалось честности, уму и образованности.
Став свидетелем великого катаклизма – Французской революции, – Александр понимал, что России, рано или поздно, не избежать ее воздействия. Своему воспитателю, швейцарскому республиканцу генералу де Лагарпу он еще до восшествия на престол говорил, что одобряет принципы Французской революции, но не согласен с ее террористическими методами.
Сегодня некоторые историки (в том числе и автор этих строк) склонны считать, что Александр I намеревался отменить крепостное право. В 1801 г. он издал указ о запрете помещения в газетах объявлений о публичной продаже помещичьих крепостных. В 1802 г. последовал указ о «вольных хлебопашцах» – призыв к помещикам добровольно отпускать крепостных крестьян на волю с землей. В 1820 г. Александр I поддержал создание «Общества добрых помещиков», в которое вошли «управитель Таврии» граф М. С. Воронцов, близкий к декабристам князь П. А. Вяземский, братья Тургеневы и другие, ставившие в своем уставе цель «постепенного освобождения от рабства как крестьян, так и дворовых людей».
В марте 1812 г. крепостники сфабриковали «дело» против М. Сперанского («французский шпион») и добились его временного (до 1821 г.) отстранения от рычагов верховной власти. В 1822 г. был отстранен от дел реформатор в дипломатии И. Каподистрия.
В марте 1818 г. Александр I, выступая в польском сейме, пообещал в скором будущем отменить повсеместно крепостное право и ввести конституционное правление в России по образу английского. Пообещал, но не сделал. (Вот оно, пушкинское, – «слабый».) Почему?
Ответ однозначен: все антикрепостнические и конституционные полумеры царя встретили яростное сопротивление большинства помещиков как в центре, так и на юге страны. Министр внутренних дел граф В. П. Кочубей с тревогой сообщал в 1819 Г. М. Сперанскому, главному проводнику реформ царя, что провинциальное дворянство «весьма обеспокоено на щет вольности крестьян», ибо видит у Александра I намерение «произвести оную реформу поодиночке в одной губернии за другой…». О том же писали полицейские агенты: «… помещики внутренних губерний встревожены сними слухами, в письмах выражают свое опасение».