Пассионарная Россия

Миронов Георгий Ефимович

Вам предлагается полное погружение в историю архитектуры и живописи, или в картинки придворных нравов и этикета или быта простолюдинов, причем погружение настолько полное, что, читая те или иные историографические очерки, Вы начинаете ощущать ту самую ауру эпохи, аромат столетия, без которого читать исторические книги бессмысленно.

Эту эпоху справедливо называют эпохой войн и катаклизмов, бунтов и классовых противостояний.

Да, были войны. Но не только памятью народной о гибели наших соотечественников в кровавых сражениях эти войны вошли в историю. Ведь XVIII век – это еще и время блестящих побед в Северной, Семилетней, нескольких русско-турецких войнах.

Кровь

проливалась в этом столетии, увы, не только за Отечество, но и в братоубийственных войнах. Подавление кровавого и беспощадного пугачевского бунта тоже было кровавым и беспощадным. Это не называлось гражданской войной. Однако по сути-то – единоверцы, единокровные шли друг на друга. Было против чего выступать Пугачеву… Но было и что защищать Суворову, подавившему бунт.

И то, и другое – часть нашей истории. Понять бы все катаклизмы, все странные и причудливые переломы, повороты этого интереснейшего века…

С великой ломки век начался, с петровских реформ. Как бы к нему Вы, мой читатель, ни относились – с восторгом или осуждением, – что порушил привычный уклад жизни, сложившуюся православную культуру, – государь он был великий, если судить по свершениям и не думать о том, коими средствами великие цели достигнуты были.

Конечно же, царь Петр был реформатором. Хотя скорее от сердца, чем от ума: если внимательно проанализировать его реформы, все его импульсивные нововведения, иногда оказывавшиеся к месту, порой – нет, то ясно одно – не было у великого реформатора плана реформ. Ну, да кого сегодня этим удивишь. Главное, в бой ввязаться, а там посмотрим… Не по этому ли сценарию у нас ставили свои политические спектакли и другие реформаторы? Но у Петра было стремление к реформам, было желание не то чтобы все поломать, но улучшить, усовершенствовать. У него была такая возможность в силу положения, дававшего абсолютную власть. Вот почему его реформы, пусть ценой огромных потерь, были все же в основном доведены до конца… А это определило направления развития России на следующие два столетия.

Именно благодаря Петру I стал XVIII в. в нашей истории переломным. Хотя сохранились прежний государственный строй, политическая система, форма правления, крепостное право, экономический уклад. Но изменилось очень многое. Не просто бороды боярам подстригли да костюмы поменяли.

Историческая драматургия сильно отличается от костюмированного бала. И в истории бывает так, что растянутый на столетие взрыв национального существования не виден, не замечаем яркими сполохами на небосводе, но оглянешься назад, на пролетевшее так быстро XVIII столетие, и понимаешь – иным стал уклад жизни, тип культуры, язык и мышление, склад ума и взаимоотношения между классами.

И не все новое, что появилось в XVIII в., привнес в него Петр I.

Однако он толчок дал к «новаторству». А там уж и остановиться трудно. Вот, например, Петр I дал дорогу многим незнатным людям, ставя на первое место не породу, а способности. Он впервые в таком масштабе привлекал к государевой службе, да и вообще – приглашал в Россию, создавал благоприятные условия для иностранцев. Не все были семи пядей во лбу, далеко не все превосходили талантами россиян, но каждый нес свой индивидуальный опыт и опыт своей страны. В конечном итоге выиграли наука, промышленность, культура и искусство.

Была, как говорится, петровская команда: «дорогу всему новому».

И пошло… Появились новый календарь и алфавит. На протяжении века менялась одежда и прежде всего одежда высших слоев общества, но и простолюдинов тоже. Новый тип жилища влиял на появление новой утвари. Народная смекалка и инициатива, разбуженные

неугомонным Петром, сочетаясь с наработками заграничными, принесенными на русскую почву «иностранными специалистами», породили изменения в промыслах и ремеслах, произвели изменения в промышленности и сельском хозяйстве за один век большие, чем за два прошедших. А коли без отвращения стали смотреть на опыт стран-соседей, то и армия, флот стали меняться. Уже не один корабль, а целый флот у России. Уже не потешные полки Петровы, а регулярная армия европейского образца, да с русской смелостью и удалью… Уже не отдельные мануфактуры, разбросанные по стране словно по какому-то непродуманному сценарию, четкая система заводов, привязанных к месторождениям полезных ископаемых, к водным, транспортным путям.

Мы вынуждены в наших очерках руководствоваться формальными принципами, стремясь дать представление об эпохе в рамках века, но, конечно же, петровская эпоха началась раньше – еще в XVII в.

С одной стороны, Петр I начал править в 1689 г., и его первые реформы пришлись на 90-е годы века XVII…, а с другой – гибель императора Павла I, незадачливого зачинателя ряда реформ, в дворцовом перевороте 1801 г. – это и логическое окончание века XVIII, начавшегося реформами Петра, но и не просто смерть главы рода, правившего затем в России до 1917-го.

1801 год по сути – конец XVIII в., по форме – первый год века XIX, а в контексте предшествовавших и последующих исторических событий – логическая или алогичная точка в череде исторических фактов.

В то же время XVIII век легко поддается периодизации. Петр I умирает в 1725 г., завершая первую четверть столетия и соответственно период своих реформ. Правда, следующая четверть века разбивается на две части, включающие в себя пятнадцать лет дворцовых переворотов и исторических невнятиц при Екатерине I и Петре II, исторических анекдотов и авантюр времен Анны Иоанновны и несчастного младенца Иоанна Антоновича. А вот середина века выглядит представительно и по годам – почти двадцать лет правления императрицы Елизаветы Петровны, – и по свершениям, и внешне, ибо именно эта середина века определила лицо столетия, названного эпохой русского Просвещения.

В народе говорят – запоминается последняя фраза. А вот в истории не так все просто – здесь наиболее запомнилась середина века. И именно по ней ностальгировало русское дворянство еще несколько десятилетий. И выражения: «елизаветинский вельможа», «елизаветинские времена», «нравы двора Елизаветы Петровны» – штрих к портрету эпохи.

Впрочем, если Анна Иоанновна и Анна Леопольдовна ничем хорошим не запомнились, а петровские реформы как-то забылись, потускнели в общественном мнении эпохи, то вот воздействие на век Елизаветы Петровны и Екатерины II придется по справедливости поделить поровну.

С 1762 г., почти всю вторую половину века, Россией правит эта незаурядная немочка, преданная интересам России более многих русских. А вот к личности Павла I, правившего нашим Отечеством последние годы века, отношение по-прежнему противоречивое. Впрочем, к личности этого странного, глубоко несчастного человека, мечтавшего о благоденствии страны, о рыцарском духе русского дворянства, о единении дворянства Европы, исключавшем войны, историки по-прежнему обращаются редко. Может быть, потому он мало и запомнился, что пишут историю гуманитарии, а Павел I о духовной жизни России не успел порадеть, он больше интересовался вопросами международного положения, реформами армии и искоренением казнокрадства и продвижением на государственные должности умных и преданных делу людей вне зависимости от происхождения и протекции…