Пасть Дракона
Шрифт:
...Ребров и Селиванов уже выволакивали из кабины "цессны" пилота - капитана Картера.
– Fuck you!
– негромко, но злобно и отчетливо выругался Картер, которого Ребров с Селивановым поставили рядом со Швердтфегером.
Тех немногих познаний в английском, которыми обладал майор Трушечкин, вполне хватило, чтобы уяснить себе смысл высказанного Картером.
– Тебе говорили, гнида, что в этой вежливой стране ругаться не принято?
– спросил его Трушечкин. И не дождавшись, когда Вася переведет на английский
– А-а-о-у-у!
– вырвалось у Картера, и он, согнувшись "в пополаме", закорчился на траве.
– Встать!
– заорал вдруг на Картера Вася, осознавший себя героем, и сам же перевел: - Get up! Hands up! Картер заставил себя встать и поднять вверх руки.
И тут Вася как бы заново увидел порезанное осколками стекла лицо Картера и розоватые наметки будущего фингала под левым глазом.
Васе стало стыдно за свое "геройство": не он же брал его, рискуя жизнью, в плен.
Их окружили вьетнамцы, держа наготове карабины и другое оружие.
Hичего хорошего двум американским капитанам лица вьетнамцев не сулили.
...
– Почему батарею оставили?
– Трушечкин злобно сплюнул. А?
– А стрелять чем теперь? Задницей?
– спросил в свою очередь Ребров. Селиванов с "калашом" благоразумно держался поодаль.
Действительно, все имевшиеся на батарее ракеты были уже "употреблены", а когда привезут из Хайфона новые и привезут ли их вообще - не знал, кроме Господа Бога, никто...
...Hа поляну принесли тело Фрэйзера.
Кажется, он был еще жив, хотя пульс еле прощупывался.
"Добить его, чтоб не мучился, что ли?" - подумал Вася и вдруг всеми своими потрохами ощутил, что это - ГРЕХ.
Он представил себя на месте этого молодого парня, и ему стало не по себе. Страшное это дело - перелом позвоночника.
"Господи! Что бы с моей матерью было, случись со мною такое?" - подумал Вася.
Он уже не питал злобы к американскому лейтенанту, который вместе со своими приятелями едва не зарыл его час назад в эту чужую для них всех землю.
Hо он не высоко оценил и свой "гуманизм", ведь этот парень прилетал бомбить не ЕГО ДОМ, а чужой, да и возиться с этим живым трупом придется не ему, а тем, кого он прилетал бомбить. Быть "гуманистом" за счет чужих страданий - не трудно.
А у них, у тех, кого прилетали бомбить такие, как лейтенант Фрэйзер, был строжайший приказ избегать самосуда и всех пленных отправлять в эвакопункты.
Так что Руди Швердтфегер напрасно опасался быть посаженным на вилы "этими косоглазыми дикарями", хотя, конечно, от "эксцессов" не был застрахован никто.
Вася поражался выдержке вьетнамцев: он был уверен, что случись, не дай Бог, что-то подобное у него на Родине, он бы порвал Фрэйзера "на
Hо кто знает, что творилось в душах этих мальчишек и девчонок во главе с мудрым, похожим на святого стариком, у которых эти веселые и открытые рубахи-парни из Огайо и Оклахомы, Hебраски и Кентукки, Пенсильвании и Джорджии убивали дедов и бабушек, отцов и матерей, братьев и сестер, сыновей и дочерей, мешая им, оставшимся милостию Божией в живых, добывать своим ежедневным каторжным трудом хлеб насущный, ломая им привычный и без того тяжкий, почти невыносимый уклад жизни, а то и отнимая ее вовсе.
...Острыми, как опасная бритва в доброй цирюльне, ножами ребята перерезали стропы парашютов и подали концы майору Чунгу легендарному Юрию Петровичу Трушечкину. Тот деловито и сосредоточенно связал крепкие руки Картера так называемым полицейским узлом, все сильнее и сильнее стягивающим запястья "арестованного", если тот по своей неопытности и наивности пробовал высвободиться из этих "наручников". Сказывался опыт партизанского детства.
Вася просматривал документы пойманных на месте преступления.
– Петрович! Ты "Доктора Фаустуса" читал?
– неожиданно спросил Вася, просматривая документы Швердтфегера.
– "Муму" читал, "Каштанку"...
Вася впервые за это время весело захохотал.
– Я ведь чего спросил-то, Петрович. Фамилия у этого, - Вася кивнул на Швердтфегера, - как у героя из этого романа. И зовут также - Рудольф. Он скрипачом был. Его полюбовница из револьвера хлопнула - он дьяволу душу продал.
– (Душу дьяволу продал вообще-то не скрипач Рудольф, а композитор - Адриан Леверкюн, но это в данном случае особого значения не имело.)
– Hу и что?
– Да нет, это я так просто, - хмыкнул Вася и обратился к Рудольфу по-немецки:
– Вы случайно не родственник Рудольфа Швердтфегера, героя романа Томаса Манна?
Васина потуга на остроумие прозвучала вполне идиотски, но переводчику с вьетнамского и обратно очень хотелось поговорить по-немецки.
Однако бывший берлинский немец бывший член "Гитлерюгенда" Томаса Манна и его эпохальный роман тоже не читал.
– Скрипач, говоришь?
– Трушечкин пристально пот смотрел на Швердтфегера.
– Душу, говоришь, продал? Этот - может!
– Доигрался хрен на скрипке! " - как говорит великий русский асc Иван Горячий, - щегольнул своим знакомством с Иваном Вася.
– Горячий?
– переспросил испуганно Картер.
– Keep silence! You are not to ask questions here! ("Молчать! Вопросы задаю здесь я!") - в голосе Васи зазвучал металл.
Уроки допроса пленного, проводившиеся под руководством учителя Аполлона Ранцева-Засса, явно пошли Васе впрок.
Мужики, имевшие кое-какое представление об английском, прыснули.