Пастухи призраков
Шрифт:
– А что тебе, собственно, мешает? – спросил Иннокентий.
– Папа? – озираясь, Лена вскочила.
– У вас в подъезде такой… своеобразный запах. Наверно, из-за крыс и лифта в мусоропроводе. Вид, правда, красивый, но здесь гораздо более умиротворяющий, на мой взгляд. К работе ты не привязана. Мне кажется, и тебе, и Нюсе море пошло бы на пользу.
– Папа?!
Стены рушились, зелёные линии расчертили потолок, поток открылся под осыпавшимся полом.
– Папа!
– Лен, да чего ты так орёшь?!
Рома тряс за плечи. Над широкими
– Хватит, – Лена встряхнула головой. – Где Нюся?
– Где-где, спит. Лен, тебе кошмар приснился или опять началось?
Из детской слышались всхлипывания, а под боком – очень низкий и весьма конкретный рык.
– Фанта, фу! Ром, ты в другой раз осторожней подходи, охранный рефлекс у ротвейлеров никто не отменял.
– Ну да, слышала бы ты свои вопли!
Лена прошлёпала в детскую, одна нога в тапке, другая – босиком. Нюся плакала во сне. Не обращая внимания на маячившего в дверях Рому, Лена с ней противнейшим образом посюсюкала, почесала пузечко, точно Фанте, и ребёнок затих, примерно сложив ручки на одеяле, но физиономия всё равно осталась слегка обиженной. «Небось, Ване на меня жалуется, – вздохнула Лена. – Такой прогулки я бы ей устроить не смогла, я только всё портить могу. Откуда бы там взяться папе, вот что скверно. Если это был папа. «Извини, пап, я звоню тебе в четыре утра, потому что у меня случился очередной глюк».
– Может, расскажешь, что случилось? – напомнил о себе Рома.
– Утром. Давай доспим.
Рома смотрел кисло и недоверчиво.
– А это точно не оно? Ну, ты меня понимаешь.
– Расслабься.
***
– Знаешь, что меня в тебе больше всего прикалывает? – не дожидаясь ответа, Ромин голос взвинтился вверх. – Каждый твой песец страдает ожирением, несовместимым с жизнью, но ты мало того, что находишь всё более откормленные экземпляры, так ещё и других за собой утягиваешь.
От такой наглости у Лены перехватило дыхание.
– Чего?! Это ж ты мази обожрался, с тебя всё пошло!
– Да, я её съел, и мне было вкусно, убей меня за это, – простыня сложилась на пол вместе с Ромиными волосами. Рома провёл рукой по голове. – Там ничего не осталось! – простонал он.
– Нормально осталось, – уверенно соврала Лена, отведя, тем не менее, глаза. – Это, знаешь ли, первый Нюсин опыт с ножницами, раньше ей не удавалось до них добраться, и сегодня бы не удалось, положи ты их вчера на место.
Нюся подглядывала из-за двери, тихая и скромная, как выкушавшая краденого сыра Фанта. Проснувшийся первым ребёнок усовершенствовал дяде Роме причёску. Результат получился настолько эксклюзивным, что пришлось вгонять его в общепринятые рамки при помощи машинки.
– Я похож на тифозного колобка! – доносилось из ванной.
Посмеиваясь, Лена сметала в совок бывшие Ромины кудри.
– Это не из-за стрижки, а жрать надо меньше.
Не зубы, отрастут, так даже лучше человеку, редко обременяющего себя мытьём головы. С другой
Лицо оторвавшегося от зеркала Ромы являло покорность судьбе.
– Сойдёт и так, – с нарочитым равнодушием произнёс он. – Персонал дурки толерантен к внешности пациентов, а в крематории тем более всем по барабану. Уважаемый Ван Юн не уточнил, сколько нам осталось и в какой последовательности?
Лена сглотнула: «Сейчас начнёт ныть».
– Пива хочешь? – быстро спросила она.
– Нет! – взвизгнул Рома. – В нашем состоянии нельзя употреблять вещества, влияющие на сознание! Иннокентий Германович предупреждал.
– В каком это «нашем состоянии»?
– Повторить, что ты мне полтора часа объясняла, превращая в лысого ёжика? Пожалуйста, мне вовсе не трудно. Мы с тобой и Иннокентий Германович одержимы хаттифнаттами. Закрыв глаза, в любой момент рискуем сделаться трахающими лампочки приколистами, вроде твоей Галки, и оставшуюся часть жизни играть в жмурки с телепузиками под кроватью, как Нюська. Это состояние или уже диагноз? – Рома замолчал: трудно говорить, когда видишь такое выражение на лице собеседника, однако раздражение пересилило страх перед добровольным убийством себя об стену. – Ах да, в качестве счастливого финала хаттифнатты съедят наши мозги, мы все умрём, бис и ура!
– Придурок, – беззлобно фыркнула Лена.
– As you say, ma'am. Я что-то перепутал?
– Почти всё. Повторяю: Ван Юн не знает, что с нами будет, но одержимость нам точно не грозит. Приятно, да? А лично тебе, по-моему, не грозит вообще ничего. Ты эти вторые веки не закрывал, c волком я разобралась, так что живи и не кашляй, меньше думай на эту тему.
– А ты?
– Мне пока всё нравится, – ответила Лена бодро. – По крайней мере, буду в курсе, чем занимается мой ребёнок. Дай-ка я ещё разок папе наберу…
Рома с возрастающим огорчением ощупал голову.
– Вот о ком можешь не беспокоиться, – буркнул он. – Если у Иннокентия Германовича получился трюк с веками, в реале он будет появляться только для того, чтобы диктовать научные труды. Спорю на сто баксов, телефон он просто отключил, не до тебя ему сейчас при такой плотной практике. Скоро станет светилом и скупит содержимое автосалона в Абу-Даби. Будет справедливо, если он поделится с нами Нобелевкой. Хорошие бабки! Пожалуй, немного пива мне не повредит.
Лена признала, что Рома, пожалуй, прав.
– Лидка меня убьёт, если не хватит человека для расстановки, – вдруг вспомнила она.
Рома погрустнел.
– Не представляешь, до чего мне неохота туда тащиться! Совершенно уверен, что выйдет лютая фигня. У вас прямо генетическая предрасположенность!
– Не без того, – уныло согласилась Лена и поставила на плиту кастрюлю с супом. – Давай обедать, Татьяну Викторовну дождёмся, и поедем. Димка обещал нас подбросить. Нюсь, кончай дуться, иди руки мыть!