Пастырь Добрый
Шрифт:
Батюшка любил молиться за ушедших в иной мир, и панихида в его храме, по его благословению, неопустительно служилась с заупокойным каноном, по окончании Литургии, с чтением всех положенных тропарей. Своим духовным чадам Батюшка советовал по мере возможности участвовать в этой службе. «Еще раз, — говорил он, — ты войдешь в общение со своими близкими». Вообще он заповедовал всегда молиться за умерших. «Когда ты предстанешь перед Богом, — говорил он, — они все молитвенно воздвигнут за тебя свои руки, и ты спасешься».
Однажды Батюшка был приглашен в общину покойного о. Валентина Амфитеатрова [47] . Вечер был посвящен памяти почившего уважаемого пастыря и его деятельности. Во время беседы Батюшка особенно остановился на теме отношения покойного о. Валентина к монашеству. О. Валентин считал, что монашество в том виде, в каком оно было до революции, не является в настоящее время подходящим образом жизни для желающих служить Христу. Его девиз был «монашество в миру». Если хочешь работать Христу, то не уходи в монастырь, а устрой себя в жизни подлинным христианином в миру. Есть у тебя духовный
47
Протоиерей Валентин Амфитеатров (1.9.1836 — 20.7.1908) — родился в семье священника Калужской губернии; приходился родственником известному митрополиту Филарету (Амфитеатрову), Киевскому. Окончил Московскую духовную академию; помимо древних, знал 10 новых языков. Служил в Москве в храме Иконы Божией Матери «Нечаянная Радость», а потом в Придворном Архангельском в Кремле Соборе. Сын его — известный левый писатель и организатор в начале XX в. в России масонских лож А. В. Амфитеатров (1862—1938) — был причиной нравственных страданий о. Валентина, от которых он в конце концов ослеп. Будучи слепым, принимал своих духовных чад на дому.
Батюшка, в основном, был согласен с этими воззрениями о. Валентина на монашество, но монашество и как таковое он не отрицал. Сама же идея о монастыре в миру [48] была у него общая с о. Валентином. На одном из собраний в предпоследний год своей жизни, в кругу самых близких духовных детей своих, Батюшка снова затронул этот вопрос. Как обычно, за чаем он взял для чтения Авву Дорофея, главу о совести, а потом предложил каждому высказаться, кто как умел. Сам же потом добавил: И в миру и в монастыре есть отречение от мира; в миру, чтобы нас не захватывало то, что делается кругом нас: «нет Бога» и проч. И в миру и в монастыре есть общение с людьми, поэтому и тут и там надо бороться со своим «я». Молитесь, — говорил он, — утром и вечером, представляйте себе, что вы стоите перед Господом; это заставит вас и днем чаще обращаться к Господу с сердечной молитвой. Как какой соблазн, какой случай ко греху, вспомните: а как же я вечером буду молиться, какими глазами взгляну на икону? — и вам захочется удержаться от греха, и днем чаще будете сердечно обращаться ко Господу: «Господи, помоги мне», «Владычице, помоги мне быть Твоим чистым сыном или дочерью». А потом эта работа над собой, эти труды вас так завлекут, что вы не будете уже жалеть, что вы не устроились замуж… И куда бы вы ни пришли, везде будет хорошо… Может быть, и в монастырь вас кого–нибудь Господь благословит, и туда вы придете уже готовые, и там будете солнышками, которые всех согревают, всех объединяют.
48
Идею монастыря в миру всячески развивал в своих «Беседах о духовной жизни» в 1920–е гг. прот. Валентин Свенцицкий: : С одной стороны, уничтожение прежних монастырей, с другой стороны, всеобщее безбожие и отпадение от веры, — эти два условия неизбежно приводят верующих людей к новому внутреннему монастырю. Прот. Валентин Свениицкий. Беседы о духовной жизни. СПб. «Сатись». 1995. С.12. Между прочим, отправной точкой для о. Валентина стали слова святителя Иоанна Златоуста: : Мы должны искать пустынножительство не только в каких–либо местах, но и в самом произволении, и прежде всего другого душу свою ввести в самую необитаемую пустыню (с.6). Прихожанин Маросейки Н. Е. Пестов в своей книге отмечал: У старца о. Алексия [Мечева] были случаи, когда он снимал или облегчал послушание (в молитвах, посте и других духовных подвигах) у некоторых обратившихся к нему христиан (как мирских, так и иноков), которые жили в миру и не могли понести в мирских условиях того, что монастырские старцы наложили на них. […] Всем инокам «монастыря в миру» следует помнить указания старца о. Алексия М [ечева] о том, что здесь «нельзя применять внешние формы монашеской жизни, от которых всегда будет ущерб семье, которая непременно будет заброшена. Внутренняя духовная жизнь одинакова для всех. Можно жить монахиней (или иноком) и в миру (по духу), но внешние правила монастырской жизни в миру немыслимы, чего иногда не понимают духовники из монашествующих. Для иноков общежительного монастыря внешняя жизнь протекает иначе, чем у мирянина: все у них готово, на все свое время. Подражая монастырской жизни, инок в миру иногда может взять на себя непосильные подвиги, будет тянуться, тянуться, не выдержит, оборвется, и душа его начнет страдать. А в духовной жизни самое главное, чтобы никто и ничто по возможности не страдало. Страдание допустимо лишь тогда, когда дело идет о покаянии и является плачем о грехах своих». «Твое монашество — любить тех, с кем в жизни Господь тебя поставил. И в миру можно быть монахиней», — говорил о. Алексий одной из своих духовных дочерей. Есть разница в отношении к окружающим у инока в миру и инока, живущего в монастыре. Если в монастыре инока сравнительно мало касаются житейские скорби и нужды близких, то здесь, в миру, он окружен ими. Пестов Н. Е. Современная практика Православного благочестия. Опыт построения христианского миросозерцания. Кн. II. СПб. «Сатисъ». 1995. С.122; то же. Кн. IV. СПб. 1996. С.21. Тот же Н. Е. Пестов пишет: Обычно в миру христианин живет в семье; основой последней являются муж и и жена, связанные перед Богом для вечности обетами взаимной любви и общности всей жизни в служении Богу. Вместе с детьми и всеми домочадцами они образуют, по словам о. Алексия М [ечева], домашнюю церковь Христову, посвященную тем святым, имена которых носят члены семьи. Пестов Н. Е. Современная практика Православного благочестия. Кн. IV. С.25.
Осенью 1921 г. в Богословском переулке, в помещении церкви во имя Святителя Григория Богослова [49] ,
Лекции читали лица, которые ранее не имели никакого отношения к прежней Духовной Академии. Например, «аскетику» читали о. Сергий Дурылин или о. Сергий Мечев. Слушать лекции мог каждый желающий, не только юноши, но и девушки. И последних оказалось большинство.
49
Храм Григория Богослова в Богословском переулке (ныне улица Москвина) — построен в 1876—1879 гг. Приделы св. равноап. Кн. Владимира и мч. Христофора. Снесен в 1930 г.
На открытии этой Академии вступительную лекцию должен был прочитать Батюшка о. Алексий. Тема лекции: «Высота пастырского служения и каким должен быть священник».
Посредине храма были поставлены скамейки и вольнослушателям была предоставлена возможность записывать.
После молебна Батюшка о. Алексий бодро взошел на амвон и обвел глазами слушателей. Тут он заметил, что среди собравшихся был только один человек мужского пола, остальные все — девушки или женщины. Тема лекции была о пастырстве, и это на мгновение озадачило о. Алексия, но он быстро сориентировался, выразил вслух, что из всех собравшихся только один юноша, и тем не менее сразу же начал лекцию.
Он вел беседу так, как будто говорил ее перед многочисленной аудиторией будущих пастырей Церкви. Самые первые слова, что тут только один юноша, сильно подействовали на этого единственного. Эти слова внушили ему, что никогда не следует отказываться от поучения, если есть хоть один слушатель и не следует отменять проповеди из–за малочисленности богомольцев в храме. Этот юноша впоследствии действительно стал священником [50] .
«Первейшая обязанность пастыря, — говорил о. Алексий, — быть молитвенником. Пастырь должен молиться за всех людей, данных ему Богом, и молитвою и любовью врачевать их немощи и болезни душевные — это самое главное».
50
См. воспоминания «Открытие учебного года в Народной Духовной академии Москвы».
Второе, чему о. Алексий придавал важнейшее значение, — это истовое совершение Богослужения. При наличии этих двух только качеств священник уже будет хорошим пастырем. Но и проповедь священника имеет большое значение.
Вокруг пастыря образуется постепенно круг его близких духовных детей. О. Алексий говорил, что не надо стремиться к широте этого круга, а к тому, чтобы эти немногие получили хорошее духовное воспитание, чтобы они имели хорошее духовное руководство. Надо действовать не вширь, а вглубь, широта же придет сама собою.
Пастырь же должен входить во все нужды своих духовных детей, должен служить им любовью. Никого не должен отвергать, никем не должен гнушаться. Христос на земле не гнушался ни мытарями ни блудницами, а приводил их к покаянию. Тут Батюшка рассказал множество случаев и примеров из своей богатейшей практики.
Особое значение придавал Батюшка исповеди, считая лучшей ту исповедь, на которой кающийся сам, не дожидаясь вопросов, исповедует свои грехи. Но, добавлял Батюшка, не всякий это может, приходится помогать. Очень сильно говорил он против так называемой «общей исповеди».
Итак молитва, любовь к прихожанам, вхождение в их нужды, истовое богослужение — основы пастырского служения. Эта лекция как бы подводила итог собственной пастырской деятельности Батюшки, его целожизненного опыта.
В своем старческом руководстве Батюшка всегда возводил руководимых им к подвигу духовному, т. е. наиболее трудному и существенному. Но все трудное начинается с легкого. Внешний подвиг необходим — хотя бы самый малый. Он воспитывает силу воли, без которой невозможен никакой, тем более духовный подвиг. Но надо прежде всего взвесить силы и возможности. «Семь раз примерь — один раз отрежь, — говорил Батюшка, — а на что уже решился, того надо держаться во что бы то ни стало. Иначе цель не достигается. Например, молитвенное правило пусть будет небольшое, но оно должно выполняться неопустительно, несмотря на усталость, занятость и другие помехи. Если в этом твердость есть, Батюшка не давал ограничиваться этим и не увлекаться, придавая внешнему довлеющее значение, но как бы забывая первое, возводил внимание к высшему духовному подвигу, в котором надо было проявлять ту же, если не большую твердость. Это касалось не молитвенного только правила, но и всякого другого подвига: «Царство Небесное силою берется, и только те, кто проявляет усилие над собой, наследует его, а ты палец о палец не ударяешь».
По учению Батюшки, путь человека к Богу, ко спасению в том, чтобыполюбить Господа всем существом и отдать Ему всего себя. Все мысли, чувства, желания направлять на то, чтобы угодить Господу, чтобы делать на земле то, что Ему было бы приятно. «А что Спаситель сказал? А что Спаситель велел?» Что первое и самое Ему приятное? Чего Он желает и чему радуется, если мы это исполняем? — Это любовь к ближнему. Что может быть для Него радостнее, как, когда Он видит, что мы лишаем себя чего–нибудь, чтобы отдать ближнему, что мы стесняем себя в чем–нибудь, чтобы дать покой ближнему, что мы сдерживаемся и стараемся направить душу свою, характер свой так, чтобы ближнему было бы легко с нами жить? Трудное это дело и скорбен путь, ведущий к Господу; идти по этому пути можно только с помощью Божией; предоставленные самим себе мы погибли бы в самом начале. Поэтому нужно ежеминутно молить Господа о помощи: помоги Господи, помилуй меня Господи. Надо просить прощения во грехах, просить силы жить, исправиться и служить Ему, как Он того желает. Благодарить Его за великое терпение и милосердие. И как в жизни и поведении надо забывать свое «я», забывать себя, быть как бы чуждым себе, а жить скорбями и радостями каждого человека, с которым нас Господь поставил. Так и в молитве нужно искать не для себя радостей и утешения, а, забывая себя, отстраняясь от себя, просить силы у Господа исполнять Его повеления на земле, куда Он нас послал, чтобы мы, исполняя Его волю, работали Ему, трудились для Него.