Пастыри чудовищ

Кисель Елена Владимировна

— Сколько их там было?

— Три. Два самца и самка.

— А ты не спросила…

— Зрелость наступает в два года. Потом размножаются раз в год, но Коэг утверждал, что это слишком часто: у самки организм не выдерживает.

Потому что это искаженная, изувеченная людьми порода, что с неё возьмёшь.

Грызи молчит, ведя немой подсчет. Так что продолжаю.

Когда Трясун проорался — он затрясся уже весь. Умолял решить дело без привлечения властей. «Я законопослушен, как истинный ирмелеец, но поймите — моя репутация! Мой конкурент

в Аканторе меня уничтожит!» Выдал адрес этого своего помощничка, снабдил письмом, средством передвижения. И всё ломал руки и бормотал, что я окажу ему неоценимую, неоценимую услугу, и если понадобятся деньги… Любые ресурсы, то он сразу же… а с Бэртаком он уж сам разберется, у него достаточно связей — главное только, чтобы мы узнали, где этот…

— В общем, тут он опять перешел на древний ирмелейский. А я слетала ночью к этому Бэртаку. Похоже, нам повезло. Кретин даже адрес не сменил.

Если уж собираешься заняться подпольным выведением тхиоров — надо бы позаботиться и оказаться от своего бывшего хозяина больше, чем за пару часов лёту.

Опускаемся на той же площадке, что и ночью, за холмами. Приходится отпетлять между лужами шагов семьсот. У поместья вид заброшенный, но я-то знаю, что оно обитаемое. Даже свела ночью знакомство с двумя милягами — игольчатыми волками, которых Бэртак держит за охрану. Так что они нас пропускают без проблем.

Я б вынесла дверь с ноги, да Грызи выше этого. Так что стучит.

На стук выплывает расплывшийся тип за пятьдесят. Сонный и помятый, в полураспахнутом халате.

— Ну, что ещё? Я же сказал, что заплачу зав…

Умолкает, бегает глазками — двумя шустрыми шнырками на одутловатой, физиономии. С меня — на Гриз. С Гриз — на меня.

— В-вы ещё кто…

— Господин Бэртак, — сходу выдаёт Грызи. — У нас к вам пара вопросов по поводу геральдионов.

Почти слышно, как под реденькими мышиными волосиками скрипят шестерёнки.

— А? Каких геральдионов? Разумеется, я работал с господином Коэгом… но знаете, я отошёл от дел. Так что если вы думаете купить…

Приходится прервать этого чушеносца.

— Надо дом обшарить. В придомовых постройках у него ничего нет.

— А? — удивляется Бэртак. Глазки у него начинают шмыгать еще быстрее. — Вы что, вы… рылись в моих вещах? Во имя Закона… я сейчас же сообщу куда следует!

— А и правда, — соглашается Грызи. — Валяйте, сообщайте. Или мы можем сообщить. Или вызвать господина Коэга на беседу. Или просто мирно поговорить.

— А… — Шнырень мигает своими глазками, в попытке что-то там придумать. — Ну, если так… давайте, да… Заходите. Я, конечно, отвечу — что вы там хотите знать?

В доме несёт тухлятиной, мочой и какими-то тряпками. Окна прикрыты, полумрак. Обои висят лохмотьями. Это ни на медную рыбёху не похоже на дом. Похоже на…

Логово.

Из которого на нас глядят. Дар коротко вскрикивает: опасность! И тут Шнырень шарахается к стене и коротко, резко свистит.

Когда я поворачиваю лицо — в него летит

тхиор. Коричневый, с белыми пятнами.

Ныряю вниз, сгребаю подушку с продавленной софы. От следующего прыжка загораживаюсь подушной, тхиор вцепляется в нее люто. И слышу второго: выпрыгнул из-за кресла, сейчас прыжком к горлу взлетит.

Свистит кнут Гриз. Промах — в узкой комнате не развернуться. Но тхиор всё равно шарахается и притормаживает, даёт мне возможность перелететь через столик…

— Вместе!

Грызи останавливает одного из тех, которые на неё навалились. Три, что ли. Ещё свист. Один разворачивается на меня, остальные скачут вокруг варга и не знают, что делать.

Чудом ухожу от новой атаки. Выхватываю кинжал-атархэ, сшибаю тхиора ударом рукоятки. Подскакивает и почти вцепляется мне в ногу.

Черт, не убивать же их… хотя, может, и не их.

Грызи достаёт-таки одного кнутом, а я выкидываю атархэ в воздух. Останавливаю у горла Бэртака и рявкаю:

— Быстро отозвал зверей, считаю до двух! Раз!

На меня прыгают с двух сторон. Готовлюсь отдать приказ ножику.

Шнырень свистит во второй раз. Иначе. Тихо-мирно-переливчато. И тхиоры останавливаются.

Недоверчиво поднимают острые мордочки: нельзя, что ли?

Размером побольше ласки. В полтора раза. Окрас разный: от кофейного до белого с серыми подпалинами. Золотистые умные глазки. Плотно прижатые ушки.

Припрыгивают на месте и так и полыхают азартом: нельзя, что ли? Почему нельзя? Такая веселая игра. Славная добыча. Мы бы сейчас этих двоих так разделали…

Одного остановила Грызи, еще один попал под кнут. Подпрыгивают четверо. Из шестерых — трое взрослых. Видать, те самые, которых Шнырень стащил у разводчика. Трое поменьше: детеныши.

Грызи успокаивает и усыпляет остальных, я отзываю атархэ. А Шнырень тем временем стоит у стены. И глазами лупает с непониманием.

— Почему они вас не тронули? Не послушались команды?

— Потому что не решили, можно ли атаковать варга, — сквозь зубы отзывается Грызи. — Мел, собери тхиоров, повезешь в питомник. А нам с вами придётся всё-таки побеседовать.

Шнырень ведет себя нагло. Развязно раскидывается в подранном креслице. Закладывает ножку за ножку и запахивает халатик. И ухмыляется в лицо Грызи. Настолько туп, что даже не понял, во что вляпался.

— Старикашка Коэг мне копейки платил. Вы хоть знаете, по сколько золотниц он дерет за каждого своего недогорностая? А? В королевские семьи продает. За тысячи. А мне по двадцать золотниц. За такую работу. Вы же варг, а? Вы мне спасибо сказать еще должны. Как-никак, я спас этих зверюшек. Вам бы на Коэга злиться — это же он их убивает.

Роюсь в дрянном тряпье. Ищу — куда бы можно пристроить лапочек-тхиоров. Обрывки и огрызки. И подобия гнезд из подранных книг. Нахожу наконец здоровенную сумку. И начинаю ее набивать тем тряпьем, которое не так воняет. В смысле, одеждой хозяина.