Пастыри чудовищ
Шрифт:
Стены крепости вот-вот падут, и смерть косит жильцов. Но дела — десятки, сотни, тысячи — собираются, не дают стенам упасть, возвращают и держат…
Проверить, что там с остальными. Выяснить, что случилось. Объясниться с Гэтландом. И нужно не забыть про новичка.
Гриз выдыхает сквозь зубы: раз-два-три, поворачивается к Кейну Далли и смотрит на него сухими глазами.
— Живой? Не ранен? Что с Даром?
«Панцирь» группы таращится вслед Нэйшу с приоткрытым ртом, и на лице у него потрясение и ужас мешаются почти что с благоговением.
— Что, — выжимает он из себя сипло, —
Вольерные зверинца тихо дрожат у Далли за спиной. Дама вернулась из обморока, громко хлюпает носом. А Гриз приходится отвернуться — чтобы он не видел, как дернулись губы, сложив слишком поспешное «смерть».
— Палладарт. Его оружие. Его атархэ.
— Да я, в общем-то, и не об этом.
Кейн трясет головой, будто пытаясь вытряхнуть из ушей неуместный сон.
— Хочешь сказать — он вот так… вот так?! С одного уда… то есть, вот это — для него нормально?!
— Нет, — говорит Гриз, бездумно глядя в медленно стекленеющие глаза — два куска прозрачно-желтого янтаря… — Это ни для кого не нормально. Но когда он… выходит на устранение… чаще всего это так.
Ноги и руки тоже как чужие, и отвести взгляд, сделать первый шаг — пытка. Кажется — там, внутри, ещё скулит обиженный и почти-что-живой Йенх, дотягивается из мягкой тиши Смутных Троп: «Почему ты оставила меня, когда говорила, что будешь вместе…» Но она идет, вернее, бредет целую вечность по разоренному питомнику. Отвечает что-то несуразное на вопросы Кейна Далли — кажется, тот пытается ее отвлечь.
«Черти водные, если у вас такое творится на этих ваших выездах — понимаю, почему у вас такая дикая текучка. Только не говори мне ничего вроде «Добро пожаловать в наши суровые будни» — то есть, можешь сказать, конечно, но не раньше, чем я найду Аманду и выхлещу у неё шесть доз успокоительного — ну, ты знаешь, того, которое она готовит на взбесившихся яприлей…»
Аманда, напевая себе под нос, порхает над усыплёнными игольчатниками — те пускают слюни от эйфорийной настойки. Хаата хлопочет над грифоном, слабо перебирающим лапами. С остальными тоже уже всё закончено — тут и там видны усыплённые, успокоенные звери: единороги тревожно фыркают и жмутся друг к другу, грифон вытянулся на земле, а вот гарпия-бескрылка…
— Некрозелья? — морщится Гриз, потянув носом воздух.
— «Кладбищенские грёзы», ах-ах: они не хотели останавливаться, обычное снотворное их не брало, пришлось применить самое сильное, что было. Все живы, медовая моя, не беспокойся, я сейчас начну смягчать воздействие… что с тобой, сладкая?
Аманду не остановить: окружает ласковым воркованием, сладким запахом ванили и специй, заглядывает в глаза, берет за руку, цокает языком: ай-яй-яй, такая молодая-красивая, а так себя не бережёт… Вот — это смягчить последствия перегрева, и еще нужно выпить бодрящее, а для твоих красных глазок мы найдем что-нибудь на базе…
— Нойя знают, как опасен огонь, медовая, мы же так любим на него смотреть. Ну вот, еще глоточек, да-да-да? Еще тебе нужно выпить сладкого чаю, лучше с печеньем… какие погибшие, сладкая?
Из погибших — один вольерный и один посетитель, это
— Мел ищет следы, — вполголоса добавляет Аманда, передавая Хаате очередное снадобье. — А господин Гэтланд скоро явится сюда лично. Он же мне оплатит мои зелья, да-да-да? Полгода работы, такие ценные компоненты, не говоря уж о крови и органах животных…
Гриз уходит, слыша восторженный щебет Аманды: «О, теперь мне совсем не страшно, здесь наша защита, ты же расскажешь мне о твоих подвигах, сладенький?»
Кейн Далли вытирает слегка дрожащей рукой копоть с лица и ухмыляется, уверяя, что рассказов тут — на вечер и ночь. Гриз не берёт его с собой — пусть себе поболтает с Амандой и приведет в порядок тех, кого удалось спасти. Обостренное чутьё шепчет: опасности больше нет, тут уже всё спокойно, тут уже… всё.
Мел налетает на неё в центре бывшего зверинца. Вихрем — встрепанным, черным, к груди прижат мелкий огненный лисенок, постанывающий — сломана лапка.
— Грызи, какого черта? Живодер пёрся куда-то довольный, как шнырок в кадушке масла — он что, снова убил?!
Гриз кивает и пытается заставить землю не кружиться так перед ней. Мел со свистом втягивает воздух сквозь зубы.
— Кого он? Йенха?
Гриз не успевает ещё кивнуть, а Мел обращается в изваяние ярости: неподвижная, губы закушены, в глазах огонь, грудь вздымается всё чаще…
— С-скотина, тварь, прибью мерзавца… хоть не у тебя на глазах опять?
Мел вглядывается в нее и бледнеет, и Гриз понимает запоздало, как выглядит сейчас: копоть на лице, кровь на руках, воспаленные глаза, в которых еще слишком много смерти.
— Когда ты была в единении? Да этот… Погоди, держи.
Пихает ей в руки теплый, дрожащий комок меха. Лисенок тихо поскуливает, пока Гриз гладит его. Липкий ком в груди распадается на слова.
— Я держала его. Йенха. Держала, но там… то, что там было… мне могло не хватить сил.
Особенно если бы я всё-таки… нет, не думать, нельзя об этом сейчас думать…
— Ты что, его еще и оправдываешь?! После того, как Палач опять — на единстве… Может, еще и в «теле» его опять оставишь, чтобы он завтра снова…
— Мел. Хватит.
— Кой чёрт хватит?! Урод убивает направо-налево, плевать хотел на твои приказы, да какого ж… нет, я договорю — он же нарочно творит это у тебя на глазах, у него ж восторг на роже, когда ты не успеваешь его остановить, и ты мне говоришь — хватит?! А с ним с какого-то черта еще нянькаешься, да в вир болотный, не собираюсь я молчать, что ты с ним сделаешь за то, что он сегодня вытворил — пальчиком погрозишь и штраф наложишь?!
Лисёнок тычется сухим, горячим носом в ладонь, испуганно вздыхает. Гриз молчит. Сжав губы и отведя в сторону взгляд. Ей нечем ответить на эти упреки, Мел не хуже неё знает: насколько мало у главы «ковчежников» рычагов давления на Рихарда Нэйша. Не особенно нуждающегося в деньгах, совсем не нуждающегося в чужом одобрении. И выходящего один на один с разъяренными виверниями.