Пастыри чудовищ
Шрифт:
— Видимо, — сказал Нэйш. Он теперь изучал лапы — тем же самым взглядом с каким препарировал бабочек (и меня). — Коготь сорван так же, следы те же. Интересно…
Безупречные пальцы пробежались по рыжей шерсти, раздвинули — показали заросший шрам. От ловушки или самострела охотника, наверное. Мел-то, может, не так уж и неправа, когда повторяет, что от хорошей жизни не становятся людоедами.
Потом пальцы двинулись дальше, вниз, к брюху. Вроде бы, я еще услышал тихий выдох — до того, как сам ругнулся в голос.
В рыжей поросли проступали соски.
— Два месяца? — спросил я с истовой надеждой и чтобы что-нибудь просто спросить.
Нэйш пожал плечами.
— Может быть.
Значит, нужно всё-таки искать логово, теперь уже как можно скорее.
— Если она… тащила для детей… есть шанс? — только и спросил я, превращаясь на пару секунд в оптимистичного идиота — для разнообразия.
Нэйш дернул ртом и ничего не сказал — с его лица так и не стекла мина убийцы. Но судя по тому, с какой скоростью он шёл по следу — а след теперь уже был, даже я его видел, она очень быстро неслась навстречу, не заботилась о том, чтобы петлять… судя по этому — какой-то шанс оставался.
Логово мы нашли через полчаса — уже по привычному запаху серы, смешанному со страшноватым духом мертвечины. И по ее следам — всё верно, она не охотилась, она просто совершала обход территории, услышала, как кто-то вторгся, увидела, что добыча беспомощна, вот и кинулась, решила поживиться. Если бы не кинулась — может, и мы бы прошли стороной.
Всё равно пришлось попетлять — кое-где следов было слишком много. Потом вышли к норе. Вернее, к лежбищу.
За переплетениями корявых стволов спуск в овраг почти не был виден. Ещё и прикрыт особенно дуплистым деревом, которое разлеглось почти поперёк него.
Нэйш перемахнул на раз, только прижал палец к губам — не шуметь, прикрывать. Соскользнул вниз, только маск-плащ мелькнул. Мне пришлось переползать медленно и осторожно, проклиная собственное телосложение.
Потом я всё-таки оказался на дне, выстланном сухими листьями, которые уже пропитались резким запахом. Под ногами хрустнули кости — дочиста обглоданные и местами прокушенные насквозь.
И почти сразу же я понял, над чем там стоит устранитель — и понял, что мы всё-таки не успели.
— Странно, правда? — тихо спросил Нэйш. — Если смотреть отсюда — кажется спящей.
Девочка лежала у его ног, на листве. Как перед этим — драккайна. Только не вытянувшись, а извернувшись, будто стараясь убежать.
Вся в порванной одежде, в висящие колтунами волосы — уж и не поймёшь, какого цвета — набились листья. Славная, наверное, была такая девчонка — как одна такая же, которой я просил передать куклу перед отправлением на Рифы…
Лицо — та его половина, которая сохранилась и не была изъедена — было и впрямь неестественно спокойным, как у человека, который после долгих кошмаров наконец увидел хоть один приличный сон. С телом было хуже — видно, ее долго гоняли до того, как загнать окончательно.
Потом
Четверо мелких сидели под сенью изогнувшихся корней, совсем недалеко — устроились будто под крышей, в нише. Лобастые, рыжие и большеглазые, сидели тихо и настороженно, и чёрные носы двигались с любопытством. Было им, наверное, месяца три: мне по колено. Огненные хвосты тихо попыхивали.
Вспомнились вдруг настойчивые капризы той девочки, из прошлого: «Па-ап, ну подари огненную лисичку! Они милые и пушистики».
Пушистые они точно были — сверх меры: хвосты вот только торчат да ноги длинные наклёвываются. Один попытался было в собственный хвост вцепиться — обжег нос, обиженно заскулил. Левый с краю вылупил на меня глаза: что за диво такое здоровенное?
Остальные два смотрели не на меня. На что-то за моим плечом. На кого-то…
Я глянул устранителю в лицо и молча отшатнулся. Понимать, что за твоей спиной так и маячило вот это — смерть во плоти — не самое лучшее ощущение.
— Слушай, — начал я всё-таки. — А может, не… У вас же, вроде, не в обычаях — насчет выводка…
Нэйш улыбнулся мне задушевной и чуть-чуть только нервной усмешкой — так что я почувствовал пальцы на горле.
— А я-то думал, ты хочешь начать. Не желаешь посмотреть или присоединиться, Лайл? Ну так отойди… или отвернись. Вздумаешь мне мешать — обещаю, я заставлю тебя сделать это. Хочешь — проверим, какие у меня идеи на этот счёт?
Я не хотел проверять. Потому отвернулся молча. Оскальзываясь на костях, подошёл к подъёму из логовища — попытался вдохнуть воздуха и не слушать, что там позади…
Благодарен был бы даже за крысиный визг, только вот грызун мёртво молчал.
Когда последний короткий скулёж стих — я рискнул сделать вид, что просто изучаю — сколько жертв закопано в эти слои листьев. Заметил суховато:
— Арделл это не понравится.
— О, — отозвался Нэйш, который опять протирал лезвие — теперь уже длинного ножа из ножен на поясе. — А ты собираешься ей говорить, Лайл?
Кажись, я не был так выжат с той поры, как читал дело по одному богатенькому наследнику, охочему убивать молодых девочек. А потом присутствовал на его же допросе. Теперь вот стою, тупо смотрю, как «клык» опять сдирает с плеч плащ и бережно укутывает тело девочки — на плаще тут же расплываются яркие пятна. И думаю с чего-то о том, что вещи-то конец, кровь разрушает зелье, которым пропитана ткань. И не отмывается.
— Думаешь, стоит ее… к матери? — только и сказал я, когда Нэйш сделал короткий жест: помоги поднять и закутать. — В таком-то виде.
— Я видел хуже, — отозвался «клык», пожимая плечами. — Метки на тебе, Лайл.
Пришлось умолкнуть, вооружиться ножом и время от времени кощунственно вгрызаться им в стволы деревьев, отмечая — откуда путь держим. Нэйш шёл впереди, пристроив тело девочки на плечо. Как-то ухитрялся держать направление и не сгибать спину под ношей.
Молчание давило и выкручивало вдвое против прежнего.