Пастыри чудовищ
Шрифт:
Запах гари смазался: этот круг не последний. Да еще и пламя странное. Часть поля не сожжена, а просто спеклась и вплавилась в землю. Рядом колосья иссохли от жара, только вот не сгорели. Трогаю пальцами — ещё влажные от сегодняшней росы. Быстро прогорающее пламя — магическое.
Может, драккайна? Пламя что-то сильное и слишком ровное. Ступаю по кругу, ковыряю землю носком сапога — всё черно, мертво, выпалено до корня. Страшный жар. Похоже на какой-то артефакт или зелье, только чёрта с два тут возьмёшь след: местные хорошо уже успели вокруг погулять. Натоптали, навоняли.
Грызи обходит выжженный круг, приглядывается к краям, ищет что-то на
— Ну, — начинает неуверенно. — Я как-то слышал всякое насчёт шаров, которые валятся с небес. В Крайтосе рассказывали — лет сто назад бахнулась такая штука в середку леса. Сосны в разные стороны, пожар… да, и воронка. Только вот вряд ли у нас по специальности — ловить звёздные камешки.
Открываю рот, чтобы сказать Далли: глаза протри, ты где-то видишь воронку? О звёздных камнях я слышала кучу всего в детстве. Рассказывал один чудак, не вылезавший из библиотек: и как они летят, и как падают, и даже порывался соорудить что-то такое, чтобы наблюдать звездокаменные дожди, только моя мамаша его живо отучила.
И тут Грызи говорит спокойно, щурясь куда-то вверх:
— Боюсь, это как раз по нашей специальности. И я знаю, что это может быть.
Ну, раз так — я тоже знаю. Грызи думает, жар шёл сверху. Мгновенная вспышка, вал пламени, магического и быстро прогорающего.
А в Кайетте может воспламеняться только одна птица.
— Феникс.
* * *
Слова и буквы пахнут, поют и имеют цвет. Не верите — спросите любого Следопыта. Он расскажет, как это: когда любое слово — переплетение вкусов, и запахов, и музыка, и палитра.
Что «е» — снежно-белое, с запахом хрустких яблок и пыли, распахнутое и с напевом копыт. А «м» — звеняще-оранжево-сладкое и чуть-чуть вяжет. «Л» поёт гудением пчёл и отдаёт золотистым мёдом, а «к» — холодное, царапучее, с паскудным запахом металла.
Слово «феникс» выкрашено ало-золотым. В тона жаркого пламени, отваги и верности. Слово пахнет чистотой и волей.
Говорят, где-то непременно есть твой феникс. Огненный дух, который рождён для тебя. Твой защитник и самый верный друг на свете.
Только вот это всё враки: иначе в Кайетте было бы не продохнуть от фениксов, как от магов. Жаль, что их меньше, чем нас.
— Феникс, — Далли измывается над щетиной ещё серьезнее. — Ну да, тогда на свои места становится это — насчёт огненных шаров в небе и тому подобного. Но фениксы же не летают направо-налево в огненном обличии? И уж тем более у них нет милой привычки устраивать поджоги на полях.
— Нет, — задумчиво роняет Грызи и ничего к этому не добавляет. Потому что и без того ясно: с фениксом что-то неладно, раз он вспыхивает так часто и так ярко. Огонь для этих пташек — всё равно что средство выражения чувств. Волнение, гнев, страх, радость — всё в пламени, и пламя разное. Наши вот птенцы, которых удалось спасти от контрабандистов — попыхивают нежно-золотым, когда видят меня или Гриз. Привыкли к кормилицам. Раз мне пришлось увидеть брачный танец — красивейшее, что можно вообразить. Кружение в небе — и малиново-золотые мягкие вспышки, перебегающие по распахнутым крыльям…
Только вот что может заставить феникса полыхнуть таким огнём…
— Я думал, они неопасны, — не отстаёт Пухлик. — Хотя… вроде как, городок Фениа в Дамате как раз фениксы и спалили? Во время Воздушных Войн? Или что там было?
Грызи вздыхает. Говорит:
—
И по пути начинает читать Пухлику лекцию про фениксов. Будто Далли вчера родился и ни черта про них не знает.
Хотя что там вообще знать, когда фениксы — сплошная тайна? Если про многих бестий в Кайетте хоть приблизительно ясно — откуда и куда появились, то эти явно чуть ли не древнее острова. В брошюрках про фениксов сплошь восторженные сопли: «Питаются нектаром!» «Питаются угольями!» Я б посмотрела, как кто-то суёт в клюв Искорке уголь. Небось, в ту же секунду сам углём и станет. Птенцам отлично идёт кашица из рыбы и куриный желток, взрослые — не прочь отведать мясца, а вообще-то, свежие фрукты у них тоже в почёте.
Или вот ещё — «Живут бесконечно!». Спрашивается, это проверил хоть кто? В зверинце Академии Таррахоры феникс живёт уже триста лет — и ни разу не переродился. Вроде, как, самый древний. До тех, которые в дикой природе, как-то ни у кого руки не дошли проверить — по сколько им лет.
А, ну да. «Перерождается в очищающем и дающем силу пламени, и пламенем феникса могут ходить лишь чистые и безумцы». Эта галиматья — в каждой занюханной брошюрке, а с ней — три-четыре странички рассуждений о том, как раньше благонравные и могучие маги могли мгновенно перемещаться сквозь пламя. Ну, а теперь падение нравов, острая нехватка то ли чистоты, то ли чокнутости, приходится обходиться водными порталами.
И уж я-то знаю, отчего может переродиться феникс. Причина первая — потеря пары, потому что у фениксов — одна на всю жизнь. Самец и самка с рожденья друг другу предназначены, фениксы потому и совершают время от времени облёты Кайетты — ищут предназначение.
Так что причина вторая — размножение. Пару феникс ищет долго, находит редко — в точности как у фениксов с людьми. Гнезда пара тоже может не вить десятилетиями. Но если вьёт — самка вспыхивает и перерождается. В её пламени из яиц появляются птенцы — а без него не получится. Обычно два-три птенца — а переродившаяся мать становится ещё одним. Отец заботится о детях, а как только они подрастают — перерождается тоже: фениксы не живут долго порознь.
И кто там знает, может, для них самих их пламя очищающее. Смывает память и узы. Переродившиеся фениксы не станут парой. После преображения феникс не узнает хозяина, с которым прожил полсотни лет. Та же птица, только вот новая память. Фениксовый парадокс.
Далли утвердительно похмыкивает на ходу в ответ на слова Грызи. Глаза приклеились к дому в отдалении. Какая-то придорожная то ли гостиница, то ли пивнушка. Ничего себе, зрение у Пухлика — её отсюда я с помощью Дара чуть вижу!
— Нам вообще-то некогда, — замечает Грызи, перехватывая пухликовский взгляд.
— А? — моргает Далли, сам весь невиннее пурры. — Да я не про то… в таких местах обычно отменно добывается информация. Лучшие сплетни в округе. Нам бы не помешало малость понимания о том, что творится в окрестностях, а?
Как он ещё не ляпнул «пиво» вместо «сплетни». Грызи окидывает взглядом Далли — тот порядком побагровел от такого темпа. Язык на плече, тормозить будет.
— Отлично. Добываешь сплетни. Только не слишком вливайся в толпу местных забулдыг, договорились?
Глазки Пухлика начинают до того воодушевлённо блестеть, что Грызи тут же обрушивает на него кучу дополнительных поручений: найти ближайшее селение, отыскать там старосту, снять нам какое-никакое жильё, насчет встречи договоримся по сквознику. Но, видимо, к утру, не раньше.