Пастыри. Черные бабочки
Шрифт:
Не все дома светятся окнами – некоторые, обычно новопостроенные высотные многоэтажки, мрачно темнеют на общем фоне неживыми глыбами.
И обязательно где-нибудь посредине такой вот глыбы распахнется вдруг окно, и на вспыхивающем, дерганом фоне работающего телевизора появится некто, как правило, в белой майке на белесом теле и в очках.
Перевесившись через подоконник, он начинает истошно, как юродивый, вопить в ущелье улицы:
– Люди!! Опомнитесь! Экстренный выпуск... Только что передали... Правительство... меры приняты... войска... демократия...
И тогда
– Хватит! Наслушались! Засунь ты этот экстренный выпуск теще в...
И громогласное: «Га-га-га!!» покрывает конец фразы.
Илья не запомнил конец сна. Осталось только общее ощущение легкости и освобождения от чего-то тяжелого, липкого и ненужного.
Проснувшись за двадцать минут до того, как сработал будильник, он лежал в темной комнате, смотрел на расчерченный серыми квадратами теней от оконных рам потолок и скрипел зубами. Осознание того, что все увиденное – всего лишь сон, было невыносимо...
Коряво начавшийся день так и покатился дальше – криво и косо. Смазанное утро – самое худшее из того, что только может быть. Покойный Серега Дрозд любил повторять: «Встал человек – и сразу к делам. Как патрон в патронник, быстро и четко. А если глаза продирать полчаса – лучше и не вставать вовсе».
Лишь к обеду, в соответствии с лучшими традициями корпоративной этики именуемому в их фирме «бизнес-ланчем», Илья кое-как разгреб завал из служебных проблем, обрушившихся на него.
За это время у него созрело одно четкое и конкретное желание, для реализации которого он по дороге на обед заскочил в ювелирный магазинчик.
Обедал Илья, как и большинство сотрудников «РДЕ», в небольшой кафешке, расположенной в соседнем с офисом фирмы здании. За непритязательным названием «Гриль-бар» скрывалось вполне приличное заведение с неплохой среднеевропейской кухней и умеренными ценами.
Сидя за столиком у окна, Илья без особого аппетита ковырял вилкой греческий салат. Шницель показался ему суховатым и был приговорен к смерти в мусорном ведре. Суп-пюре с гренками избежал этой участи, достойно наполнив Приваловский желудок. Двойной капуччино дожидался своей очереди, ароматно курясь в высокой стеклянной чашечке.
В голове у Ильи царил редкостный раздрай. Наступило самое нелюбимое им время года, этакое предвесенье. На окружающий мир точно упала серая пелена. Организм постоянно хотел спать, а когда обстоятельства не давали ему выполнить это желание, бунтовал.
Медики утверждают, что такое состояние связано с нехваткой витаминов, усталостью от долгой зимы и «депрессией ожидания» весны.
Но Илья точно знал – витамины здесь ни при чем. Если бы у него с Яной все шло, как надо, как положено, как хочется, то никакая «депрессия ожидания» не смогла бы испортить ему настроение.
А тут еще несчастные трояндичи...
Когда Илья думал об этих жутких детях, ему становилось так горько, что хоть плачь. С одной стороны, нормальные ребята: по возрасту обаятельные, симпатичные
И он понимал, почему Яна плакала на концерте. Понимал – но вот поделать ничего не мог.
Сцепив зубы, Илья зло воткнул вилку в недоеденный салат и начал повторять про себя полное какого-то глубокого, но скрытого смысла присловье трояндичей: «Север – верен, Восток – морок, Юг – юрок, а на Западе – западня. Север – верен, Восток – морок...»
Неожиданно он увидел, как у входа в кафе припарковалась знакомая черная «Ауди». Из машины вылез Громыко, что-то отрывисто бросил невидимому за голубым стеклом водителю, пригладил пятерней волосы и толкнул дверь «Гриль-бара».
Спустя несколько секунд он уже сидел напротив Ильи и прихлебывал его капуччино, выразительно матерясь между глотками.
– Майор, имей совесть! – возмутился Илья, отодвигая растерзанный салат. – Заказал бы себе – и всех делов!
– Пить очень хочется, сержант! – Громыко отставил опустевшую чашку.
– А как ты меня нашел?
– Тоже мне, теорема Ферма, – коротко хохотнул Громыко. – На работе сказали, что ты на обеде. Зная тебя, я сразу подумал: «Заломает Илюху тащиться куда-то далеко». Вот так и нашел...
– Ты по делу, или как? А то у меня через двадцать минут обед кончается, – на всякий случай предупредил Илья. Громыко запросто мог вот так, без звонка, припереться посреди рабочего дня с бутылкой водки и предложить «забухать по-черному». В общем-то, Илью никто и никогда не замечал в рядах борцов с зеленым змием, но пускать ради сиюминутной пьянки под откос только-только налаживающуюся карьеру – это уж чересчур.
– Не боись, пацифист, по делу я. Посоветоваться. – Громыко достал сигареты, покрутил пачку, но курить не стал.
– И что ж это за дело такое, если ты у меня совета приехал просить? – с иронией спросил Илья, но внутренне напрягся. Он уже понял – Громыко серьезен, серьезен, как никогда.
Майор некоторое время помолчал, разглядывая сквозь окно улицу, потом с тоской в голосе сказал:
– Ты же знаешь, что работа в «Светлояре» для меня – не просто способ денег заработать. Ну, и само собой, начальству своему я туфту задвигать не могу. Я себя уважать после этого перестану, бляха-муха!
Громыко снова замолчал. Время шло, и Илья, тактично кашлянув, выразительно постучал ногтем по стеклу часов.
– Да знаю я, – досадливо отмахнулся его собеседник. – Понимаешь, расследование-то, мне порученное, ну, по убийству журналюги этого, Раменского, можно считать закрытым! Но вот вопрос вопросов – что я доложу по результатам? Правду? Чтобы после этого меня под белы рученьки увезли в психушку имени товарища Ганнушкина?
– А что эти, из следственной бригады? Ну, ты говорил, они на Бутырина, как на живца, хотели ловить. Я понимаю, что никого не поймали, но... – Илья повертел головой, заприметил толстоногую официантку и махнул ей – счет, мол.