Пастырское богословие, т.2
Шрифт:
«Пастыри, пишет св. Киприан Карфагенский, должны подавать особый пример и утверждать прочих своим поведением и нравственностью» [130] . Пастырские образцы святой жизни нужны нам, как закваска, они возбуждают живое ощущение святыни и в других. Проповедники имеют силу злых делать такими, каковы они сами. Проповедников немного, так как и закваска невелика. Но сила проповедников не в количестве, но в благодати Духа. Образцовая жизнь, чья бы то ни было, обычно делается известной за тысячи километров. Праведник–пастырь оправдывает и для самих пастырей, и для пасомых идеал жизненности религии и значение своего высокого сословия.
130
Св.
Если служитель Церкви не исполняет лично проповедуемого учения, то святые отцы строго говорят ему: «Или вовсе не учи, или учи доброю жизнью. Иначе будешь одной рукой притягивать, а другой отталкивать» [131] . «А если ты не имеешь дел, то лучше молчи» [132] .
Праведность подобных строгих суждений вполне понятна. Инициативное нарушение церковного устава жизни обесценивает и личность, и учение предосудительного вождя словесного стада. «Слово без жизни, замечает св. Исидор Пелусиот, не смотри (даже) на сильное и блестящее изложение его, служит только в отягощение слушателям» [133] .
131
Св. Григорий Богослов. Творения. М., 1889, т. 5, с. 170.
132
Св. Иоанн Златоуст. Творения. СПб., 1895, т. 9, с. 278.
133
Еп. Игнатий Брянчанинов. Отечник, с. 245.
Верующие, сознавая верность провозглашенного им учения, осуждают внутренне проповедника за нарушение, противоречия в его жизни высказанным истинам, иногда осмеивают его или против него раздражаются.
Строгий общественный приговор мирян над своим пастырем практикуется чаще в городах и реже в селах. Сельские жители смиреннее горожан и менее требовательны к духовным руководителям. Мысль о своей духовной немощи приводит каждого пастыря к необходимости учить пасомых смиренно, просто, без докторального тона и не от себя, а от лица Церкви, и служить он вынуждается скромно, помня о личном недостоинстве. Если же отрицательная жизнь его слишком известна пастве, то ему, быть может, справедливее было бы вовсе отстраниться от пастырского служения. «Ни от кого Господь, говорит св. Григорий Богослов, не терпит более оскорблений, как от пастырей–соблазнителейЧерез порочных пастырей хулится их высокое пастырское званиепрезирается самое Слово Божие, их устами проповедуемое» [134] . Напротив, жизнь и богоугождение достойного пастыря представляют сами по себе непрерывную проповедь, возбуждают всех жить ревностно по Боге и готовят примерному наставнику благочестия «неувядаемый венец славы» (1 Петр. 5,3).
134
Св. Григорий Богослов. Творения. М., 1889, ч. 1, слово 3.
Богатство духовного опыта быстро достигается пастырем при условии его свободы или освобождения от мира, от плоти, от диавола.
Освобождение от мира
Стояние пастыря вне всяких земных организаций, споров, групп. Не только формальное, но и сердечное.
Беспристрастие к людям: знатным и униженным, ученым и неученым, молодым и старым, красивым и безобразным.
Внимание на бессмертную
Привязанность пастыря к земным ценностям (дача, автомашина, одежда, вещи домашнего обихода) используются диаволом, как паутина. Пчелка запутывается в паутине игибнет. Пастырь в беспристрастии ко всему сверхнужному.
Жить в мире, но вне мира. Быть гражданином мира Горнего более, чем дольнего.
Постепенно освобождаясь от пристрастия к миру, пастырь становится свободным и от грубой плоти.
Освобождение от плоти
Если духовное понятие «плоть» (плотяность) означает не физическое тело, а перевес плотской жизни над духовной (угашение духа), то, конечно, необходимо освобождение и от плоти, сколь и от «мира».
Священник не должен быть явным аскетом, очень строгим воздержником. Подобное состояние испугает многих и отвратит от духовной жизни.
Диавол пугает людей «духовной жизнью», смешивая ее с «умерщвлением тела» и другими страшными понятиями. И человек отвращается от священника (и духовной жизни), напуганный призраком сурового аскетизма. Поэтому пастырь не должен казаться (и еще менее, конечно, выказывать себя!) строгим аскетом.
Понимая это, многие священники впадают в другую крайность: под видом смирения и смирения себя пред людьми (не выделяя себя), расслабляют и убивают себя невоздержанием и даже внутренне (а то и внешне) тщеславятся таким своим «смирением». Это лукавство.
Певец, за 6 часов до выступления, перестает есть, чтобы ему быть «легким» и чтобы голос его звучал. Борец наблюдает строго за режимом своего питания. А как же пастырю не пользоваться аскетизмом и умеренным воздержанием? Ведь он духовный борец, да и не только за себя, но более за других.
Словом, духовный опыт покажет ему меру воздержания и борьбы с плотию во имя блаженной и святой свободы от страстей.
Свобода от «мира», «плоти» ведет непременно к освобождению от власти диавола.
Освобождение от диавола
«Сей род ничем не исходит, только молитвой и постом» (Мф. 17,21).
Сущность поста не определяется внешними нормирующими узаконениями Церкви. Церковь лишь намечает пост и определяет, когда о нем особенно надо помнить (среда, пятница, четыре годовых поста и проч.). Каждый должен сам определить для себя размеры поста, чтобы тело получило свое, а дух возрастал, находясь в равновесии, мире.
Злой дух разбойник духовный прежде всего старается вывести человека из равновесия, «возмутить» его, расстроить. Когда ему удалось «возмутить» священника, поднять ил с его души, тогда в этой «мутной воде» он делает свой обильный улов, толкая на гнев, ярость, ссору, ненависть, блуд и т.д.
Поэтому, не «надрывая» душу чрезмерными подвигами поста и не убивая ее и лукавым «смирением» (то есть, показным невоздержанием), пастырь должен регулировать и сохранять мир в душе, отражая молитвой и трезвением все козни лукавого.
Так освобождением от «мира», «плоти» и диавола постигается и закрепляется духовный опыт в пастырской жизни, утончается духовная интуиция с проявлением благодатной пастырской проницательности.
Опознанная на деле духовная жизнь обычно есть условие опытности всякого человека и пастыря в частности. Лишь живой жизнью его в Церкви христианство усвояется в виде собственного благодатного постижения, имеющего громадное педагогическое значение. Никакое интеллектуальное изучение всех богословских наук без надлежащей жизни не в состоянии сообщить пастырю глубокого понимания религиозно–нравственной жизни его пасомых, разнообразия их характеров и душевных переживаний. От понимания же тех или иных лиц зависит его подход к ним и нравственные мероприятия.