Пасьянс на красной масти
Шрифт:
— Отстань! — огрызнулся Пахом Пахомыч. Он уже стоял на ногах. — Все ты врешь! Нашептываешь что-то Храповицкому и пользуешься тем, что он тебя слушается! Всех вокруг дураками считаешь! Высокомерничаешь над людьми. Раскомандовался! Я не глупее тебя! И по должности не ниже! Я сам знаю, что мне делать!
Виктор посмеивался, наслаждаясь и чрезвычайно довольный собой. Пахом Пахомыч агрессивно двинулся в сторону Бабая. Я схватил его за халат и потянул вниз. Он вырвался, задев меня при этом рукой по уху.
— Вперед! — подбодрил Виктор. — Я тебя не брошу.
4
Все
Крепыш крякнул, поставил на стол рюмку водки, поднялся, поправил рубашку и по-крестьянски, с разворотом, ударил Пахом Пахомыча в челюсть. Техники у парня не было совсем, зато силищи, или, как выражаются спортсмены, дури, в нем хватало. Пахом Пахомыч перелетел через стол и, покрыв расстояние в пару метров, с грохотом приземлился. Стриптизерши заверещали и бросились врассыпную.
Все еще глядя на Бабая, краем глаза я заметил стремительное движение Виктора. Я понял, что он намерен сделать, но было уже поздно. Прежде чем я двинулся, Виктор вскочил, выхватил пистолет и выстрелил.
Видимо, он готовился к этому заранее, еще до того, как отправил Пахом Пахомыча к бандитам, потому что действовал с необычайной для пьяного человека быстротой. Пуля ушла куда-то вверх и угодила не то в зеркало, не то в мутный цветной витраж. Послышался звон разбитого стекла, женский истошный визг, и на пол посыпались осколки. В следующую секунду Бабай и его бандиты уже были на ногах и вытаскивали стволы.
Виктор стоял примерно в метре от меня. Я прыгнул на него прямо через стол и сбил с ног. Мы оба повалились на пол, но он все-таки успел выстрелить второй раз. На сей раз пуля попала в стену.
— Не стреляй! — крикнул я Бабаю. — Не стреляй, мать твою!
В эту секунду Виктор лягнул меня в пах. Мне удалось выбить пистолет из его рук и отшвырнуть в сторону. Мы барахтались на полу, и я, отвлекшись, уже не видел, что происходит кругом. Передо мной было только красное лицо Виктора, разгоряченное и бешеное.
— Пусти! — орал он мне, брызжа слюной. — Пусти, сука! Я всех тут грохну!
Я, наконец, изловчился, вырвался из его цепких объятий, откатился и поднялся на непослушных ногах. Виктор тоже начал вставать, бранясь и размахивая руками. И тут, все еще в азарте драки и пальбы, чувствуя, как все во мне клокочет, я сделал то, о чем там остро мечтал все два с половиной года. Я врезал ему крюком снизу, без подготовки. Он лязгнул зубами, завалился на спину и затих.
Все еще разгоряченный и ненавидящий, я одернул рубашку и оглянулся. Рядом стоял Бабай, держа в руке ствол и наблюдая за исходом сцены. Подручные Бабая тоже сжимали пистолеты, ожидая его приказов. Видя, что Виктор не двигается, Бабай удовлетворенно сплюнул на пол.
— Сматываемся! — кивнул Бабай своим. — Сейчас сюда мусора нагрянут!
Они быстро направились к выходу. Я опустился на диван, переводя дыхание. Бандиты исчезли.
Я
И вдруг вся моя ярость куда-то улетучилась. Мне неожиданно стало бесконечно жаль его. Я не понимал, откуда взялось это чувство. Он день за днем годами интриговал против меня, выживал из фирмы и даже замышлял мое убийство. Он нарывался и получил то, что заслужил. Но почему тогда, глядя на него сейчас, я испытывал такой нестерпимый стыд, как будто я избил ребенка?
— Дурак! — сказал я вслух. — Дурак проклятый! Я не знал, кого я ругаю: его или себя.
Я поспешно вышел из ресторана, забрался в машину и, прежде чем осознал, что я делаю, набрал номер телефона Ирины. Она ответила сонным голосом.
— Можно я приеду? — торопливо проговорил я. — Я понимаю, что поздно, что неудобно, но я уже еду!
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
В аэропорт мы с Храповицким приехали вместе. Затянутый в черную кожу, со смазанными гелем вьющимися черными волосами и блестящими от легкого волнения черными глазами, он выглядел почти демонически. В ВИП-зоне уже ошивался Плохиш, который по случаю предстоящей поездки принарядился, сменив свою обычную темную майку на цветастую гавайскую рубашку с коротким рукавом. Под расстегнутым воротом на груди Плохиша покачивался огромный золотой крест, чью копию мне предстояло получить в качестве благодарности.
Поскольку даже особо важные персоны делятся на две категории: просто особо важные, вроде нас с Плохишом, и совсем особо важные, такие, как губернатор с Храповицким, для последних в ВИП-зонах аэропортов существуют банкетки, куда мы втроем и направились.
Там был накрыт стол, за которым в ожидании губернатора восседали три чиновника областной администрации. Или, вернее, два чиновника и одна дама, выполнявшая обязанности пресс-секретаря Лисецкого.
Звали ее Лидия Торчилина. Она была полная, коротконогая, лет под пятьдесят, с недобрым оплывшим лицом, черты которого невозможно было разобрать под щедрым слоем макияжа. Когда-то она работала ведущей на телевидении и, по ее словам, «мужчины лопали ее большой ложкой». Смириться с тем, что этот сказочный период остался давно позади, она не могла и все еще поражала окружающих легкомыслием своих одежд. Сегодня бывшая ударница сексуального фронта была в совершенно прозрачной блузке, под которой проглядывали толстые складки живота, очень короткой белой юбке и черных колготках.
Кроме нее здесь также находился руководитель департамента сельского хозяйства, Семен Калюжный, огромный краснорожий мужик с хитрыми глазками, одышкой и вечно потной лысиной, которую он безуспешно маскировал длинными прядями редких пегих волос.
Третьим в их компании был Игорь Назаров, руководитель департамента международных отношений, сообразительный, застенчивый парень, лет тридцати, в неизменно корректном костюме. Губернатор всегда брал его в зарубежные поездки. Я надеялся переманить его на работу к нам.