Пасьянс на красной масти

Шелестов Кирилл

— Что-то ты, Ефим, веселый сегодня? — подозрительно спросил Лисецкий. — Поделился бы с нами радостью.

— Хорошая компания — всегда радость, — уклончиво ответил Гозданкер. Его улыбка сразу стала напряженной.

Официантка принесла заказ и начала расставлять многочисленные блюда с рыбой.

— А че это у нее за ошейник? — спросил Плохиш, указывая на массивное желтое ожерелье у нее на шее. — Хенрих, братан, спроси, а?

Хенрих спросил.

— В этой деревне все местные жительницы носят такие, — перевел он ответ. —

Это старинное золото. Они получают его в наследство от матерей, а те — от своих матерей. Бабушек. В холле висит портрет первой владелицы этого ресторана. Жены хозяина. Она изображена в таком же ожерелье.

— Интересно, сколько оно стоит? — оживился Храповицкий. — Я бы жене купил. А то она скоро приезжает.

Хенрих обратился к официантке. Польщенная вниманием гостей, та добродушно улыбалась и охотно отвечала.

— Она точно не знает, — вновь перевел он. — Но думает, около десяти тысяч долларов.

— Байки травит! — убежденно заявил Плохиш. — Туристов разводят! Откуда у этих лохов золото?! Латунь, гадом буду!

— Ефим, — вдруг встрепенулся Лисецкий с хитрым видом. — А почему бы тебе не приобрести такое ожерелье? Ты же совсем не бедный человек! Банкир, как-никак! Подарил бы его Мышонку. Для тебя же это не деньги!

Гозданкер дернулся от неожиданности.

— Я здесь не самый богатый, — пробормотал он, стараясь выглядеть шутливым.

— При чем тут самый богатый или нет! — наседал на него Лисецкий. — Может, и не самый богатый, зато самый жадный!

— И может быть, не самый жадный, — возразил Ефим, задетый грубостью губернатора. И многозначительно посмотрел на Лисецкого.

— Ты на кого намекаешь?! — вскипел губернатор. — Ты, смотри, не забывайся! А то дружба — дружбой!…

— Прошу прощения, — спохватился Гозданкер. — Я просто так, к слову.

— Давайте, я куплю, — предложил Храповицкий. С присущей ему быстротой реакции он воспользовался ситуацией, чтобы в очередной раз продемонстрировать преимущество дружбы с ним, а не с Гозданкером. — Хенрих, поговори с ней на эту тему.

Ефим вспыхнул, но промолчал. Хенрих вступил в переговоры с официанткой.

— Она не может продать, — сообщил он наконец. — Память о матери. Семейная реликвия.

Глаза Гозданкера злорадно блеснули.

— Говорил я, туфта! — торжествующе заметил Плохиш. — Шнягу тискает! Боится, что мы после докопаемся и ей предъявим по полной программе. Весь кабак на фиг разнесем!

— Тварь старая! — вдруг вспылила Мышонок. Она с вожделением следила за переговорами Хенриха с пожилой женщиной и теперь не скрывала своего разочарования. — Просто пожадничала! Жаба ее давит! А врет, что реликвия!

— Да ты не переживай, — утешил ее Лисецкий, почему-то довольный, что она злится. — Мы тебе что-нибудь другое купим.

— Да мне и не очень нужно было! — не могла успокоиться Мышонок. Ее глаза от ярости косили еще больше. — Просто ненавижу таких старых дур. Особенно одну.

— Это какую же? —

с несколько театральным любопытством осведомился Лисецкий. Кажется, он предчувствовал ответ и нарочно подзадоривал.

— Сам знаешь, — дерзко ответила она. — Стерва! Всю жизнь мне изломала!

— Ты на мою жену намекаешь? — Лисецкий был в восторге.

— На кого же еще! — огрызнулась Мышонок.

Возникла неловкая пауза, и только губернатор ликовал.

— Распустились они тут, — заговорил Плохиш, приступая к еде. Он заметил, что губернатора, который начинал к нему привыкать, забавляют его бандитские ухватки, и потому прикидывался уголовником больше обычного. — Сразу видно, живут без всяких понятий. Продавать, слышь, она не хочет! Лепит че попало! Да кто ее, в натуре, спрашивает! Взять хозяина в плен, посадить в подвал! Враз бы все притаранил!

Губернатор расхохотался. Гозданкер, который когда-то давно имел опыт подобного общения с Плохишом, поскучнел и насупился. Воспоминания о методах убеждения, используемых Плохишом, не доставили ему радости.

— Вот молодец! — одобрил Плохиша Лисецкий, хлопая его по плечу. — Надо тебя ко мне в администрацию взять. Главой департамента! Порядок мне наведешь. Как ты думаешь, Ефим?

— Ну, раз вы так считаете, то можно, — пожал плечами Гозданкер. Он еще больше нахохлился. Шутки обоих его коробили.

— Обязательно! — не унимался Лисецкий. — Не все же твоим родственникам вокруг меня сидеть! Скоро уже от них жизни не будет.

Ефим переменился в лице. Храповицкий незаметно толкнул меня в бок. Я обернулся на него. Он рассеянно смотрел по сторонам, изучая сидевших в зале, и, казалось, не слышал, о чем идет разговор.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Когда мы возвращались назад, мне позвонила Ирина.

— Привет, как ты там развлекаешься? — спросила она.

Я кинул взгляд на губернатора, болтавшего с Мышонком на переднем сиденье автобуса, и прикрыл трубку рукой.

— Я бы так это не назвал, — ответил я сдержанно. — Здесь довольно прохладно. Ветрено. Гроза, наверное, будет.

Я говорил голосом телеведущего, читающего прогноз погоды.

— Тебе неудобно разговаривать? — догадалась она. — Может быть, мне перезвонить позже?

— Да нет, все в порядке. На самом деле, я очень рад.

— У меня тут полно новостей, — продолжала она. — Представь, вчера заявился Сява! Он же теперь, после того как Ломового убили, главный в бригаде. Опять выслушивала эти идиотские угрозы, вперемежку с предложениями работать с ними.

— Чем закончилась беседа? — забеспокоился я.

— Да ничем! Я его выгнала!

— Это рискованно, — отозвался я встревоженно.

— Да пошел он! — воскликнула она сердито. — Надоели мне эти бандиты! К тому же я завтра хочу улететь в Москву.

— Зачем?