Пасьянс в четыре руки

Граузс Елена

— Я взялся за одно дело, — деревянным голосом начал Дима. — Нужно было проникнуть в охраняемый дом и установить «жучки». Но пройти незамеченным было практически невозможно. Даже если использовать морок, повсюду в доме натыканы инфракрасные камеры, а у каждого жителя есть датчик. И если система обнаруживает несоответствие движущегося теплового объекта данным датчиков, то поднимается тревога.

— И ты решил, что если нельзя попасть в дом тайно, то можно попробовать проникнуть в него явно? — Кира разложила омлет по тарелкам и села напротив брата.

— Да. Хозяин посещает аукцион.

Ты знаешь, о каком аукционе я говорю. И я решил в нем поучаствовать. Но на меня ему не хватило денег.

— Ясно… — выдохнула Кира. — Глупый план. Шанс, что тебя купит именно он, был минимальным.

— Но он был! — огрызнулся Дима, серея на глазах, и Кира встала. Зашла за спину и погрузила пальцы в его волосы, пытаясь его расслабить. Дима дернулся, но Кира удержала его.

— Это было безрассудно. Ты мог там погибнуть.

— Я почти погиб, — выдохнул Дима, сдаваясь ласке ее рук и откидываясь на нее. Сердце щемило, глаза жгло…

— Ты маленький эгоист, — Кира грустно улыбнулась. И снова, как раньше — они вместе. — А ты подумал о том, что будет со мной?

Дима замер, а потом глухо произнес, уходя от ее прикосновений.

— Уходи.

— Дима?

— Уходи, Кира. Пожалуйста… УХОДИ!!

Кира медленно прикрыла глаза, а потом мягко коснулась его воздействием. Забота-тревога. Словно приласкала. Вышла из кухни, пошуршала в прихожей, и молча ушла, захлопнув за собой дверь.

Утро началось в обед. Естественно, с телефонного звонка. Звонил шеф, требовал предварительных выводов. Шеф был деликатно послан Севкой, который на ощупь умудрился отыскать на прикроватном столике телефон брата. Он, кажется, даже глаз не открыл. Да и зачем, по телефону можно разговаривать и с закрытыми глазами. Влад только глубже зарылся под одеяло и уткнулся носом в его плечо, с полуулыбкой вслушиваясь в голос близнеца.

— Нет, Виталий Игнатович… спит, и будить его я не буду… даже и не подумаю, он спит всего часа три, — врет, подлец, и не краснеет — Я не знаю пароля от его ноута. И я тоже сплю… и вам доброго дня. Я ненавижу твое начальство, — пробурчал Сева, подгребая под себя большую часть одеяла. — Ты пришел холодный. И нос у тебя холодный, и уши… Ненавижу!

— Ну, я ж не спрашиваю, где тебя полночи черти носили… — фыркнул Влад, обнимая брата вместе с одеялом. — Спасибо что отмазал.

— Не за что, извращенец! — хмыкнул младший, разворачиваясь к нему лицом. Чуть поморщился, нащупав кончиком языка подживающий шрамик на губе. Ребра ноют, голова все еще болит и при том так, что шевелиться не хочется, еще и вполне ощутимо подташнивает. — Хана… приползать с работы и ломиться в постель к родному брату, когда у тебя есть девушка!!! И как мне тебя называть? ИЗВРАЩЕНЕЦ!

— Мне больше импонирует Владислав Андреевич, — он привычно выдохнул и раскрылся, впуская в себя, во внутренний свой вакуум спокойствие и уют дома. Тепло родного человека. — Под какой асфальтоукладчик ты попал?.. Надеюсь, ничего криминального? Извини, что разбудил ночью.

— Очередное гиблое дело? — помрачнел Сева, и вдруг как-то нахохлился. Будто на солнце набежала туча. — Дашка тебя весь вечер ждала.

— Не ершись, — попросил Влад

и взъерошил светлую челку. Как объяснить этому ребенку, что рядом с ним просто тепло? Рядом с ним ему не нужно вслушиваться, не нужно контролировать себя, не нужно дозировать собственные силы и жалкие крохи эмоций, боясь растратить их все в один момент. Он пуст. Лучшая из «ищеек». И лучший он именно потому, что пуст. Потому что внутренняя пустота, поглощая чужое воздействие хоть ненадолго, но позволяет ему быть. Это жизнь. «Карта» живет воздействием. Своей силой живет. А он существует благодаря тому, что впускает в себя следы воздействий. Но долго ли он протянет вот так? Когда единственная эмоция, которую он знает и испытывает — любовь к брату, своей половинке, зеркальному своему отражению, отнявшему у него способность любить. — Очень. Боюсь, это дело введут в ранг приоритетных.

— И тебе придется пропадать на работе сутками, — вздохнул Севка. — Кто на сей раз? Беглый Валет?

— Хуже, — губы сжались в полоску. — Если я все понял, то это минимум Дама. Как бы не выше. И новая «карта», инициированная как раз вчера. Все равно в новостях увидишь… «мясорубка в клубе «Андеграунд». Я никогда не был слабонервным, но то, что я увидел там…

Севка вдруг напрягся, а потом с силой обнял его, так, что можно было ощутить, как колотится его сердце. Заполошно, быстро.

— Знаешь, мне ведь показалось, что я по-настоящему испугался. Но нет, не испугался. Я увидел страх в Макаре. Я почувствовал страх в Артуре. Но в себе я страха не нашел.

— Ты хочешь бояться? — было в его голосе что-то, заставившее Влада подобраться и внимательно посмотреть брату в глаза.

— Не знаю, — выдохнул он. — Я никогда не боялся за себя. И этот страх он такой… абстрактный. Я в какой-то момент испугался за тебя. Вдруг подумал, что ты мог оказаться в том клубе, что ты мог быть одним из тех, кого растерзали. Но мне было все равно, если бы там оказался, к примеру, Данька или Даша.

— Ты страшный человек, брат мой, — поежился Сева.

— Для любого, кроме тебя, — Влад улыбнулся, но его улыбка так и не появилась в глазах младшего брата.

— А если бы я был «картой»? — чистый взгляд небесно-голубых глаз отражал нечто сродни панике, и старший замер. Такого вопроса он от младшего не ждал.

— Не знаю… Не знаю. Ты единственный в этой жизни дорогой мне человек. Меня бы не стало без тебя. Просто бы не стало, — Влад зажмурился и вздохнул. — Ладно, развели мы тут с тобой… С тебя обед. Мне еще отчет писать, но ты же не дашь загнуться от голода любимому братцу?

Севка фыркнул и рывком поднялся из постели.

…Вообще — кто бы сомневался, что завтрак готовить Севе. Но кофе варить — непременно Владу. Писать доклад по истории — тоже Владу, но вытаскивать друзей и замученного брата «на погулять» и организовывать досуг своей вечно погруженной в тяжкие думы половинке — это Севе. Потому Владислав Андреевич пропустил момент, когда рядом с ним на столе появилась тарелка с поджаренным кусочком курицы и картошкой. Зато четко услышал, как в двери зашелестел ключ, и унылым голосом Всеволод Андреевич поведал о том, что отправляется в универ, вгрызаться в гранит науки.