Пасынки Луны. Часть 2
Шрифт:
– Почту за честь, Ваша Светлость! – прямо-таки просиял Тоётоми – явно довольный и проявленным к своему таланту интересом, и тем, кто именно оный интерес выказал – пред Романовым Ясухару преклонялся еще с времен провозглашения тем «новой восточной политики». – Когда вам будет угодно – я в полном вашем распоряжении!
– Замечательно, – благосклонно улыбнулся собеседнику Светлейший князь. – Дождитесь меня в приемной Александра Руслановича.
Поклонившись, японец вышел.
Обсудив с ротмистром еще пару совершенно незначительных на фоне всего предыдущего вопросов, вскоре покинул кабинет и Романов. С ним вышли и мы с Хилковым –
Глава 20
в которой звонит колокол,
а мне поступает нежданное предложение
– По-моему, это как-то нечестно, – заявила Юлька. Мелкая стояла между мной и Миланой на Ивановской площади кремля, где вот-вот должна была начаться церемония официального выдвижения кандидатов в цари. По другую мою руку Светка о чем-то оживленно шепталась с Машкой и Инной Змаевич. – Раз уж тут рулит магия, нужно выбирать самого крутого чародея, а не того, чья двоюродная бабушка была единокровной сестрой дяди покойного Императора! – продолжила девочка. – Разве не так? – запальчиво посмотрела она на Воронцову.
– Не так, – покачала головой молода графиня. – Держава – не банда, где всем распоряжается самый сильный. А когда теряет хватку – его тут же смещает новый временщик. Для подданных Империи – да и для самого астрала – важна преемственность и стабильность власти. Даже если все решается поединком, в нем не может участвовать абы кто – тот же Рюрик Чародей был потомком Руса Кудесника, пусть и по женской линии, а Борис I еще до восшествия на российский престол успел породниться с домом Рюриковичей. Человек со стороны, даже и самый сильный маг, может власть захватить, но не удержать. Его не признает астрал, а подданные станут повиноваться лишь из принуждения – либо будучи подкуплены подачками – и рано или поздно узурпатора просто свергнут.
– Ну, хоть успеет поцарствовать, – поведя плечиками, заметила моя сестренка.
– Ни для него, ни для страны такое царствование ничем хорошим не закончится. В Галлии попробовали – законного, признанного астралом короля там однажды сменил узурпатор, некий Буонапарте. Как говорят – величайший маг своего времени. Ну и где теперь та Галлия?
Юлька примолкла, как видно задумавшись над услышанным, чем воспользовался я, задав Воронцовой свой вопрос:
– А что значит «признанного астралом»? Или это просто другой вариант понятия «законный»?
– Нет, конечно, – тряхнула косой Милана. – Законы все-таки пишутся здесь, в подлунном мире – хотя в идеале они и должны опираться на некие принципы, диктуемые Неистощимым Ключом. А через астрал оные принципы доводятся до нас непосредственно. Такое, конечно, происходит не каждый день, только по действительно серьезным поводам, но избрание русского царя – как раз один из них.
– А как именно доводятся? – снова подала голос мелкая.
– Увидишь, – бросила молодая графиня.
– Типа, ты и сама не знаешь, – хмыкнула моя язвительная сестренка.
– На моей памяти это первые выборы царя, – невозмутимо пожала плечами Воронцова.
– То есть, может, еще ничего и не случится? – не отставала от Миланы Юлька.
– Скоро все узнаем.
– А ты сама-то будешь выдвигаться? – продолжила мелкая бомбардировать собеседницу вопросами. – Вова говорит, – мотнула она головой в мою сторону, –
– Я не так сказа… – возмущенно начал было я, но молодая графиня уже сунула под нос девочке свою калечную руку.
– Право, может, и имею, да реализовать оное не могу. Это как у впавших в немощь – мана через край плещется, а магия не идет!
– Я ж объяснял: согласно имперским законам, претендент на престол не должен иметь увечий, затрудняющих использование магии, – повторил я сестренке то, что и впрямь уже подробно излагал – вот буквально этим утром!
– Сами же сказали, воля астрала и человеческие законы – не совсем одно и то же! – заявила на это Юлька, почему-то объединив тут нас с Миланой, хотя слова те принадлежали одной лишь Воронцовой.
– Не в этом случае, – вздохнула молодая графиня.
В этот момент толпа вокруг нас разразилась приветственными криками.
– О, глядите, Романов идет! – снова оживилась уже притихшая было мелкая.
В центр площади и впрямь неспешно направлялся Светлейший князь Всеволод – в своем традиционном зеленом мундире с золотыми эполетами. Никакими объявлениями, никакими вступительными речами, чьими бы то ни было, его появление не предварялось – Романов будто бы случайно оказался здесь именно в это время. А народ – вроде как тоже просто вышел погулять – а тут вдруг такие люди и без охраны! Бывает же так?
На самом деле, разумеется, все собравшиеся прекрасно знали, что вот-вот должно произойти и зачем в Москву одновременно прибыли главы самых знатных родов Империи – из числа уцелевших, понятно: Романов из Старой Ладоги, князь Шуйский из Тмутаракани, князь Голицын из Казани, граф Татищев из Аркаима и еще несколько. Доставка их вместе со свитами в Первопрестольную вылилась в целую операцию: одних благовоний Ясухару было сожжено, наверное, с полпуда!
Но пример с избранием Бориса I Годунова, который решили возвести в традицию, требовал, чтобы внешне все смотрелось как бы случившимся само собой.
Выйдя на середину площади, Романов остановился и поднял вверх руку. Толпа постепенно умолкла.
– Братья и сестры! – разнесся над кремлем усиленный магией голос Светлейшего князя. – Всецело полагаясь на благосклонность Неистощимого Ключа, я, Всеволод Романов, заявляю о притязании на трон покойного родственника моего, Государя Императора Бориса из дома Годуновых!
Самозванец (ну а как еще такое назовешь – сам же вызвался?) умолк и на площади установилась мертвая тишина – даже вороны, сварливо каркавшие до того где-то на кремлевской стене, заткнули свои клювы. Секунду, другую, третью – ничего не происходило. Затем в толпе, там и тут, прорезался робкий шепоток – но ни во что большее ему развиться было не суждено: внезапно зазвонил Царь-Колокол.
Необходимо пояснить: внешне установленный на Ивановской площади артефакт ничем не отличался от того, что я видел в московском кремле в родном мире: вознесенный на постамент испещренный трещинами корпус, огромный осколок рядом, вырванный и лежащий отдельно язык… Не могла такая конструкция издавать звуков – разве что тихих стонов в ответ на постукивание извне. Но сейчас колокол именно что бил – голосисто, так что стоявшие поблизости вынуждены были заткнуть уши и пригнуться, да и мне, находившемуся почти что на другой стороне площади, захотелось сделать то же самое. А еще – сжать руками грудь, сердце в которой заметалось испуганной птицей.