Пасынок судьбы
Шрифт:
Пан Молотило ответил сразу, не задумываясь, что заставляло отбросить сомнения в его искренности:
– А я верю, что у тебя получится дракона найти. Найти и убить. И, надеюсь, когда клад, крылатым чудовищем охраняемый, сыщешь, ты меня не забудешь. Так, пан Годимир?
Вот так! Стоит только еще раз сказать: «Ай да молодец, пан Божидар!» Ловкач. Умеет и честь рыцарскую приумножить, и о мошне не забыть. Годимир тряхнул чубом, улыбнулся:
– Пополам, пан Божидар. Согласен?
– Согласен!
А после они, перешучиваясь, словно старые друзья, отправились выбирать доспехи. Следовало поторопиться. Рыцари из ошмянского
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
ВОДОГРАЕВА НОЧЬ
Серый конь размеренно ставил копыта на раскисшую землю, оставляя на тракте ровную цепочку следов. При всей своей неказистости, жеребец рысил отменно. Достаточно только на следы посмотреть – отпечатки задних и передних ног смыкаются даже на вольной рыси. Хуже пришлось Ярошу. Его невесть где добытый, крепкий мохногривый савраска оказался дурноезженным с неисправимой тягой к сорочьему скоку [44] . Поэтому подбрасывало лесного молодца в седле прямо-таки немилосердно, а он, хоть и оказался неплохим для недавнего кметя наездником, ничего с этим не мог поделать.
44
Сорочий скок – сорочья рысь, разновидность неправильной рыси (испорченный аллюр), при которой лошадь делает скачки задними ногами при ритмичной работе ног передних.
Накануне Яцева дня пошел дождь, застав спутников в дороге, и вымочил их до нитки. Но летний дождь – не беда. Тем более что до Яця Водограя дождь – в засек, а после из засека, как говорят кмети. То бишь, дожди с весны до конца червня урожай прибавляют, а после – мешают сенокосу да вызреванию ржи. Правда, Годимир немножко переживал, чтоб кольчуга не заржавела. Кожаная сума, в которой он ее вез, оказалась худой и пропускала воду. Ярош прятал на груди, под нательной рубахой, тетиву длинного лука.
Рыцарь повстречал разбойника через день по выезду из Ошмян, всего в версте за околицей села Подворье – деревенька на самом деле махонькая, кормящаяся с двух ветряков и выпаса. Румяный улыбчивый корчмарь объяснил Годимиру, как проехать на Гнилушки, заметив, что наезженный тракт там обрывается. Южнее Гнилушек селились только самые отчаянные головы, которые занимались охотой и бортничеством.
Следует заметить, что путешествовал словинец в одиночку.
Да и кто мог составить ему компанию?
Пан Тишило?
Но полещук попрощался, не успели они выехать из Ошмян. Радостно потирая руки, пан Конская Голова сказал, что будет ждать Стойгнева, который задерживался. Старым врагам – кстати, из-за чего разгорелся сыр-бор, переросший в стойкую неприязнь между двумя уважаемыми рыцарями, пан Тишило так и не сказал – предстояло наконец-то встретиться и разрешить все накопившиеся противоречия.
Королевич Иржи с товарищами?
Годимир не был уверен, что обрадовался бы таким попутчикам. Да и выехали горячие головы из замка Доброжира почти на сутки раньше. Очень, видно, хотели первыми добраться до дракона…
Словинец задержался, подбирая себе доспех с паном Божидаром, который не доверил столь ответственное дело слугам. Потерял, конечно, время, зато теперь
Ехал Годимир особо не торопясь, но быстро. Коня не мучил непосильной скачкой, но заснуть на ходу тоже не давал. Коль ты рыцарский конь, давай рыси, старайся оправдать доверие.
Стоящего на обочине Яроша он сперва не узнал.
Чего греха таить, разбойник оказался мастером менять обличья. То нищий оборванец, к которому и прикоснуться-то противно, то иконоборец, а теперь вот – кметь кметем. Кептарь из лохматой овчиной шкуры, на голове – куколь, крашенный березовой корой в бледно-желтый цвет. С первого взгляда рыцарь принял Яроша за пастуха. Даже кибить расснаряженного лука на плече показалась ярлыгой [45] . Селянин на обочине сам по себе внимания благородного пана не привлечет, а потому Годимир нацелился проехать мимо.
45
Ярлыга – посох чабана.
– И куда ж это пан рыцарь собрался? – раздался вдруг знакомый голос.
Годимир вздрогнул и даже сжал кулак, чтобы проучить дерзкого, но, увидев щербатый оскал, который Ярош почему-то считал улыбкой, вздохнул с облегчением.
– А ты, никак, вновь на большую дорогу вышел? – усмехнулся он в ответ.
– Не-а, пан рыцарь. Я с этим делом пока повременю. Надоело.
– Да неужто?
– Точно. Решил я на юг прогуляться. Сперва до Гнилушек, а там видно будет…
Не дожидаясь одобрения или неодобрения со стороны рыцаря, Ярош свистнул, и из кустов выбежал короткошеий, пузатый конек саврасой масти. Подседланный и в уздечке.
Ярош поймал ногой стремя, крякнул и запрыгнул в седло:
– Поехали, что ли?
Годимир почесал кончик носа:
– А что ж ты Сыдора не ищешь больше?
Ярош пристроил лук поперек седла, оскалился:
– А нету его в Ошмянах! Удрал, сука!
– Вот как? – удивился словинец, трогая коня шенкелями. – Неужто испугался?
– Да кто ж его знает? Если испугался, то не меня. Я так думаю.
– Почему?
– А откуда ему знать, что я его ищу? Нет, неправильно я сказал… То, что я его искать буду, он наверняка знает. С тех пор, как ты, пан рыцарь, ему рассказал, что мою цепь перерубил. Он не знает, что я знаю, что он в Ошмянах… Тьфу ты! Во закрутил! – Ярош покачал головой.
– Ну, я-то понял. – Годимир усмехнулся, расправил перекрутившийся повод. – А как Сыдор сумел догадаться и удрать из Ошмян?
– Да я и не думаю, что он о чем-то догадался. Просто уладил те дела, ради которых заявился… Ты не слышал часом, пан рыцарь, никому горло не перерезали дня три назад?
– Перерезать не перерезали, вот кости чуть не переломали! – Помимо воли рыцарь коснулся правого бока. Ребра после удара Горюна еще болели. Не так сильно, чтобы заподозрить перелом, но все же чувствительно. Удовольствия мало. В особенности, когда трясет на рыси.