Патент на благородство
Шрифт:
* * *
Страсти бушевали в литературном взбаламученном море. Чистая поэзия или - "сапоги выше Шекспира"? Эстетство противопоставляло утилитаризму культ Пушкина, воспринимавшегося через Жуковского, царскосельские рукописные тетради пушкинских времен, архитектурные и живописные памятники. И дело даже и не в борьбе с Писаревым и писаревщиной. В глубине спора - вопрос об отношении к общечеловеческим художественным ценностям. Севастиан-мученик пришел в поэзию К. Р. с полотен Эрмитажа. Но образ не стал отзвуком латинской лиры. Перед нами вовсе не парнасские цветы, а язык родных осин. А ведь не за горами были времена стихотворных призывов: "Во имя нашего Завтра
"Сонеты к Ночи" - трагическое предчувствие общей судьбы.
* * *
Прошли десятилетия. Фуксину было отдано преимущество перед всеми другими цветами. Наша родимая печать высказывала негодование по поводу того, что некогда существовало "преувеличенное внимание к литературной продукции К. Р., как читающей публики, так особенно критики". Но это - потом, а вначале - на рубеже веков - было все-таки поэтическое Слово, а вовсе не какая-то "литературная продукция". Впрочем, не будем придираться к терминологии, - она совершенно в духе журналов, когда их ведущим авторам-социологам даже во сне не снилось, что в конце жизненного пути они, умудренные драматическим опытом, обратятся к святоотеческой литературе.
* * *
Многое о придворной среде, окружавшей великого князя, академика и поэта, разумеется, можно сказать. Красочные эпизоды и быт музейного, театрального и художественного содержат воспоминания Александра Бенуа, видевшего своими глазами петербургские начала и концы. Конечно, всегда существовал спор Москвы и Петербурга, диалог, насколько Петербург органичен для русской культуры. Пройдя большую историческую дорогу, можем ли мы забывать, что через творения Растрелли, Пушкина, Достоевского отечественная культура давала ответы на мировые вопросы. Но и народное творчество не было у нас задавлено чужим, оно цвело по всей России. Поэтому упомяну, что даже Константин Романов не мог обойтись - согласно времени и вкусу - без своего "хождения в народ". Поэт совершал поездки в Псков и Новгород, по Ладожскому озеру. Он посетил Валаам, Онежское озеро, Петрозаводск, водопад Кивач, - не забудем, что подходили годы Рериха и Нестерова. О поездке К. Р. в Суздаль мне рассказывал И. А. Назаров, стихотворец и библиограф, основатель журнала провинциальных самоучек.
Одновременно Русь постигалась Константином через посещение Палестины, Италии, Греции, Африки.
Пушкинская весна была далеко позади. Поэзия набирала силы, чтобы стать серебряным веком. Ее упрекали в том, что она песнь о песне и существует скорее для литературной культуры, напоминая посвященным "струи версальских фонтанов". Но Версаль был далеко от Невы, а Петергоф - рукой подать. И там в садах Черномора виделась читателям пушкинская Людмила. Но на историческом горизонте для прозорливцев уже был очевиден апокалипсический всадник.
* * *
Печатные отзвуки прозрачно намекали о фимиаме, который у нас-де принято в артистических и других кругах курить власть предержащим. Константин Романов писал в трагедии, посвященной Иисусу из Назарета, о тех, кто судят-пересудят в толпе, на площади да "без умолку, как взапуски, болтают о том, кто выше из больших поэтов: Гомер или Вергилий?"
Никогда, оценивая явления, не следует обходить круг и масштаб личностей, составлявших если не окружение, то духовную среду петербургского поэта. Приведу отрывки из письма Ивана Гончарова, оценивающего стихи, данные ему К. Р. на просмотр. Деликатно, но как старший младшему, Гончаров сообщает ему свои соображения: "...Между остальными новыми Вашими произведениями в книжечке есть несколько звучных, нежных, ласковых, полных
Далее опять-таки интонация взыскательности, которой и ныне не мешает поучиться: "То же можно сказать и об обращениях к родине из-за границы: желалось бы от такого поэта, как Вы, побольше содержания и спирту, т. е. вдумчивости, определенности, строгой сознательности, даже самого чувства любви к родине. Например, в стихотворении Цветущий Запад, впрочем, звучном и эффектном, все хочется спросить, почему "невозделанные степи" далекой родины Вам милее всех великолепий Запада? Потому что они родные, конечно, будет ответ. Но ведь это же скажет всякий, не-поэт: это общее место, где же тут пища для поэзии, для отдельного стихотворения?"
В отзывах Гончарова, как мы понимаем, преобладала поучительная нота, осознание преимущества не возраста, а литературной опытности. Оскорби царя, но не поэта, - восточный афоризм издавна бытовал у нас. Но девизом для антологистов-неоромантиков были все-таки пушкинские слова, обращенные к поэту: "Ты - царь, живи один, дорогою свободной иди, куда влечет тебя свободный ум".
* * *
Едва ли не одна из основных поэтических идей К. Р. была связана с мыслью об утешительности Музы, - "пусть скорбного она врачует муку и радует счастливого душой". Что должен делать духовный наследник Василия Жуковского, "единственного святого в русской литературе"? В стихотворении "Поэту" Константин Романов писал:
Любовь - твоя да будет знанье.
Проникнись ей - и песнь твоя
В себя включит и все страданье,
И все блаженство бытия.
Конечно, можно сказать, что перед нами скорее прекраснодушная декларация, что всего несколько мгновений ее отделяло от публикаций того, что вот-вот будет нарочито провозглашаться: "Я ненавижу человечество..." Классической ясностью наивность вопросов обнажилась другим поэтом позднее: "Кто любит город, кто поля, кто день, кто ночь, кто зори, кто тут оценщик, кто судья, кто прав в бесцельном споре?"
* * *
Споры, ведшиеся в периодике столетие назад, удивительным образом перекликаются с литературными спорами наших дней. Соотношение жизни и поэзии, роль книжности, значение и смысл историко-культурных реалий. Небезынтересно перечитать обширный том критических отзывов К. Р., появившийся в 1915 году. Суждения президента Академии носили деловой характер. К. Р. обильно цитирует авторов, книги которых обозревались в связи с выдвижением на Пушкинскую премию.
Премия была введена еще в 1881 году Академией наук и присуждалась вплоть до 1919 года. Самая престижная литературная премия в России. Среди ее получивших мы видим Чехова, Майкова, Полонского, Бунина, Куприна, таких переводчиков, как Вересаев и Хладковский, пушкиниста П. Е. Щеголева...
Общий уровень отзывов К. Р. в своей выразительности и убедительности носит академический характер. И несомненно - духовно-культурное оснащение. Столетие встречалось со столетием. Наступала, точнее, была не за горами пора эрудиции Мережковского, Брюсова, Вяч. Иванова, торжество русского александрийства, Михаила Кузмина и его школы. Лепту в это своеобразие культурно-художественное явление внес К. Р.- библейскими мотивами - в том числе драмой "Царь Иудейский" - и особенно переводами.
* * *