Шрифт:
Блкинъ заканчивалъ служебную поздку.
Время было къ награднымъ, и предоставлялся удобный случай еще разъ напомнить о себ. Третiй годъ все общаютъ переводъ въ губернскiй городъ, гд всякихъ прибавочныхъ рублей на пятьсотъ больше, а не даютъ! Чортъ знаетъ! Надо же, наконецъ, создать мало-мальски приличное положенiе и выбраться изъ глухой дыры!
Погода стояла отвратительная, оттепели и дожди изгрызли дороги, но Блкинъ не смотрлъ на погоду. Онъ перескъ уздъ по всмъ направленiямъ, побывалъ на
Объ этомъ завод имлся доносъ:
“…А особливо поимйте трахмальный заводъ, а то что жъ такое отношенiе, и намъ обидно. Проявит служебное усмотрнiе”…
Только стало брезжить, товаро-пассажирскiй поздъ высадилъ Блкина на глухой станцiи. Во всемъ вокзал только и была живая душа - заспанный сторожъ, который тушилъ лампы. Стало извстно, что здсь и буфетишки-то нтъ, а не то что лошадей, и что до завода верстъ семь. Идти пшкомъ, да еще съ перегруженнымъ портфелемъ, было неудобно.
– Слава одна, что станцiя. Съ патокой вотъ ежели подъдутъ… Ффу!..
Погасла послдняя лампа, и теперь холодный голубой разсвтъ глядлъ въ мутныя стекла. Со стны отъ окна веселый толстякъ протягивалъ дымящуюся чашку. Но и здсь увидалъ только пустоту.
Черезъ дорогу глядлъ на него грязный домишко съ синей вывской чайной лавки. Лниво тянулся въ мутное небо дымокъ. Гуси подбирали подъ водопойной колодой. Съ надсадомъ, перегибаясь, точно давила ее невидимая рука, каркала ворона къ снгу.
– А у чайника?
– Чего тамъ! Гуси одни…
Чаю напиться? Но вспомнилось, что жена просила беречься и не занести чего-нибудь дтямъ, потому что въ узд скарлатина.
– Какъ тамъ у него… дти не болли?
– У Василь Митрева? Мальчикъ у него надысь померъ. Да кругомъ у насъ. У начальника теперь тоже…
Жутью повяло отъ сраго домишки и грязнаго снга.
Блкинъ приказалъ отпереть чистый залъ, постоялъ у окна, увидалъ въ зеркало измятое желтое лицо и вышелъ на платформу.
Висли грузныя низкiя облака. Съ запаснаго пути чернымъ нутромъ глядлъ товарный вагонъ. На занесенныхъ снгомъ полнницахъ, за линiей, опять кричала ворона.
Прошелъ на другой конецъ платформы, къ груд блыхъ боченковъ. На днищахъ жирно стояло дегтемъ - “патока”. Смотрлъ, не дутъ ли отъ завода, но пусто было въ блыхъ поляхъ съ темнющей полосой дороги. Слушалъ капель.
И опять, какъ уже не разъ въ пути, думалъ, что за поганая его жизнь. Десять лтъ одно и одно. Если бы перебраться въ губернскiй городъ, тамъ все-таки… Не думалось дальше. А тутъ…
Поднялъ голову, увидалъ, что опять стоитъ передъ бочками, и опять читалъ: патока, патока, патока…
Какъ игрушечныя, вырисовывались на маслянистой дорог подводы. Маленькiя-маленькiя лошаденки пропадали въ ухабахъ, встряхивали головами и опять выныривали.
Везли бочки.
Высокiй,
– И-эхъ, ми-ла-ай!..
Въ поляхъ было втрено и промозгло. Изъ-подъ снгу, какъ старое веретье, выглядывали обвянныя втромъ кучи мерзлой картофельной ботвы. Мужикъ сидлъ на грядк простянокъ, укрывшись воротникомъ азяма, и поскребывалъ на ухабахъ огромной разбитой валенкой. Встряхивало и выбивало изъ рукъ портфель.
…Чорта его занесло куда!
– думалъ Блкинъ про заводъ.
Хотлось въ тепло, выпить крпкаго чаю съ лимономъ, и не врилось въ голыхъ поляхъ, чтобы гд-нибудь здсь можно было достать чаю съ лимономъ.
– Ни чорта у васъ и деревень нтъ…
– Е-эсть. Кроютца… И тутъ, и тамъ опять, и за бугорчикомъ…
Тыкалъ кнутовищемъ въ пустыя поля.
– И-эхъ, ми-ла-ай!..
Проглянули изъ-за бугорчика засоломенныя оконца. Березка плакалась на втру поникшими втками. Протяжно каркали на овинахъ вороны. И, чмъ дальше халъ и больше зябъ Блкинъ посл безсонной ночи, больше досадовалъ, что такъ далеко заводъ.
Попался обозъ съ бочками.
– Патка все… Заводъ огрома-адный! И-эхъ, ми-ла-ай!..
Открылась деревушка по косогору, встала внизу, въ лощин, красная желзная труба на цпяхъ, рчка съ черной водой въ блыхъ берегахъ, горка желтыхъ бочекъ, маленькихъ, какъ боченочки лото, рощица. Хозяйскаго дома не было. Не было даже забора, только торчала на юру сторожка.
– Ну, и драный заводъ! Сторожка оказалась главной конторой.
Блкинъ веллъ прiхатъ къ семи, къ позду, и вошелъ. За голымъ столомъ вихрастый паренекъ въ кофт вносилъ въ книгу съ бумажекъ. Было угарно отъ раскалившейся печки.
– Кто завдующiй?
– и грузно швырнулъ портфель.
Паренекъ пугливо прошмыгнулъ въ дверь, и пришлось самому снять шубу.
…Гмъ… За-водъ!
Вспомнилъ, что здсь придется пробыть до ночи, и почувствовалъ себя окончательно разбитымъ. Во рту не было маковой росинки съ вечера, когда на какой-то станцiи закусилъ котлеткой.
…Пожалуйста, не трать много… Не трать! Попробовала бы потаскаться такъ… Насовала своихъ ватрушекъ, думаетъ…
Замтилъ стопочку бумагъ на стол и заглянулъ. Счета. Вытянулъ одинъ, осмотрлъ и отложилъ. Просматривалъ и откладывалъ. Вспомнилъ доносъ.
…Забился въ лощинку, думаетъ…
– Здрасте-съ!
Въ контору вскочилъ коренастый малый въ обсаленной кожаной куртк. Онъ что-то еще дожевывалъ, вытиралъ ротъ рукавомъ и вихлялся, а срые глаза услужливо спрашивали и сторожили. Живой рукой сгребъ счета, ткнулъ ногой въ печку, смахнулъ со стола рукавомъ и поставилъ табуретку.
– Сей минутъ-съ! Степка, хозяину сообщи!
Чиркнулъ спичкой и услужилъ.
– Пустое дло-съ… патка-съ…
– А счета не оплачиваете!
– Будьте покойны-съ, навсегда…