Патология лжи
Шрифт:
– Я видела, как он побледнел от вида крови.
Бампер задевает знак парковки.
– Кажется, вы едете по тротуару.
Агенты ФБР не выносят, когда их одергивают, еще больше, чем журналисты, так что я хорошо знаю, как можно отвлечь их от бесконечной череды вопросов. Честность – лучшая политика при расследовании: успех допроса зависит от того, удастся ли поймать подозреваемого на несоответствии, увертках, тогда как правда не всегда может быть простой и одномерной (например, свет – это и волны, и частицы), она многообразнее лжи.
– Так вы знаете о Перри
– Но вы ведь тоже знаете. Значит, это не такой уж большой секрет.
– Вы ввели нас в заблуждение, вы не сказали нам об этом, когда мы его заподозрили.
– Но вы не спрашивали. Я не могу проводить допросы вместо вас, у меня нет на это полномочий. Мне и своей работы хватает.
Понемногу в моем окне вырисовывается белокаменная Койт-Тауэр, мы подъезжаем к ее основанию.
– Поехали в парк Золотых ворот, загоним какого-нибудь бизона.
Броди покорно разворачивает машину. Он привык подчиняться приказам.
– Кстати, а как вы узнали? Про Перри.
– Документы из медицинской школы, – бормочет Эммет с заднего сиденья. – Его там подозревали в мошенничестве, потому что он великолепно сдавал экзамены, но никогда не появлялся на практических занятиях. Мы нашли его однокашника, и он нам все рассказал.
– Так он мошенничал?
– Был вынужден. Он физически не мог выполнять эту работу.
– И вы ничего не предприняли по этому поводу? Он ведь дипломированный врач, имеющий разрешение на медицинскую практику. Я думала, вы присягнули защищать граждан от преступных элементов. Это же серьезнее, чем бегать за грабителями.
– Скажите-ка мне, Глория, – прерывает меня Броди. – Если Перри Нэш испытывает патологическое отвращение к виду крови, как он, по-вашему, смог убить и расчленить Пи-Джея Баллока? Вы неплохо разбираетесь в медицине, Глория, лучше многих. Почему бы вам не объяснить мне… каким чудом он преодолел свое прошлое, чтобы выполнить действие, от которого получил бы удовольствие только нездоровый любитель кровавых бань?
– Нечего на меня обижаться, – пожимаю плечами я. – Почему бы вам с ним самим не поговорить?
– Я пытаюсь понять, почему вы ввели нас в заблуждение, не сказав такую важную вещь.
Мы пробираемся по Хэйт. «Странный Ковчег Муравьеда», «Красная Неделя», книжная лавка «Остин».
– Вы не можете разобраться с этими людьми? Уличная торговля без лицензии, а вы не обращаете никакого внимания на эти нарушения.
Меня игнорируют.
– Мы задали законный вопрос.
– А законно ли просить меня делать за вас вашу работу? Не могу, блин, в это поверить: вы ждете, что я буду заниматься изучением вашего подозреваемого?
– Но это вы предложили его кандидатуру.
– Мне не пришло в голову, что прежде чем дать вам подсказку, я должна была проверить студенческое прошлое Перри. Я думала, что стараюсь вам помочь, я считала себя добропорядочным гражданином.
– Вы старались помочь, Глория.
Мы проезжаем прямо
– Мы ценим все, что вы для нас сделали. Мы просто хотим знать, как вы узнали, что у Перри Нэша небольшие проблемы с кровью.
– Я порезалась.
– И когда это было?
– Пару дней назад.
– Вы виделись с Перри пару дней назад?
– Вы же знаете об этом, ваши люди там были. Перри предложил сходить в музей, я там нечасто бываю, да и в любом случае Перри мне симпатичен. Из него никудышный подозреваемый, за его спиной все это говорят.
– Вы порезались.
Мы подъезжаем к буйволам, они даже не смотрят в нашу сторону.
– Палец. – Я сую его под нос Броди. – Вам нужны доказательства?
– Это все?
– Там прекрасный Мазеруэлл, одна из его «Элегий» просто великолепна, я ее раньше не видела. Вам стоит туда сходить. Хотя Перри, увы, Мазеруэлла не оценил.
Мы доехали до Большой трассы, пляжи забиты безработными серферами, помешанными на своих приливах, Луне. Лунатики. Какая-то парочка машет нам руками. Броди набирает скорость. Я включаю радио. Короткие волны. Пробка в тоннеле Калдакотт… авария на Уолдо-Грейд… Названия привычные, как торговые марки, и столь же ничего не значащие. Бессмысленный набор звуков. Дневное бормотание понедельника. Я переключаю на джаз. Звучат «Гигантские шаги», [35] но на середине агент Броди резко выключает радио. Тишина и еще раз тишина.
35
Классическая композиция великого джазового саксофониста Джона Колтрейна (1926–1967).
– Вы же понимаете, что это полностью снимает с него все подозрения, – бросает в итоге Броди. – Никто не поверит в его вину.
– И каков вердикт?
– Простите, Глория, но мы не можем позволить чинить препятствия правосудию. Вы ввели нас в заблуждение, а ФБР не любит ложных свидетельств.
– Будьте реалистом, вы так ничего и не нашли. Сперва обвиняете моего отца, несмотря на то, что в тот день его видел миллион человек, потом принимаетесь за Перри…
– Мы хотим, чтобы вы сказали нам правду, Глория. Мы считаем, что вы знаете, кто совершил убийство.
– Я не могу. Пока нет.
До публикации осталось четыре дня. Четыре дня, прежде чем история Джорджии станет моей.
– Мне нужна еще неделя. Чтобы выпустить еще один номер «Портфолио», чтобы обдумать.
– Обдумать что? – с интересом спрашивает Эммет с заднего сиденья.
– Детали, которые вы хотите узнать. Дайте мне эту неделю. Чтобы разобраться в ваших вопросах.
– ФБР не может ждать подозреваемых, следствие должно продолжаться.
– Тогда оно продолжится без меня.
– Если мы подождем, Глория, мы можем рассчитывать на признание?