Патриарх Филарет(Федор Никитич Романов)

Вовина Варвара Гелиевна

И снова Москва. Теперь уже не осажденная, а полная ликования по случаю побед над «Вором» князя Михаила Скопина-Шуйского. Но вот уже и князь мертв, и царские войска в июне вновь разбиты под Клушином. Обвинения летят на «несчастливого» царя Василия, горестное его правление подходит к концу. 17 июля Василий Шуйский с царицей насильно пострижены. Поляки в это время стояли уже в семи верстах от столицы. А 7 августа в Москве на престол был избран королевич Владислав, находившийся еще в Польше. 17 августа «власти» заключили договор с польским гетманом Жолкевским, и его гарнизон вошел в Кремль.

А король Сигизмунд еще осенью 1609 г. перешел границу и осадил Смоленск. Воевода М. Б. Шеин отказался сдать город. В сентябре 1610 г. под Смоленск к королю выезжает посольство во главе с Филаретом, вновь Ростовским митрополитом,

и боярином князем В. В. Голицыным. Послы везут инструкции, состоящие из десяти пунктов. Главное: тут же, не мешкая, в Смоленске, перекрестить королевича. Это должен был сделать Филарет.

Поляки, уже хозяйничавшие тогда в столице, не случайно стремились изгнать оттуда Ростовского митрополита и Голицына. Дело в том, что и Михаил Романов, сын Филарета, и Голицын уже тогда считались реальными претендентами на трон и соперниками Владислава. Правда, пока еще жила уверенность, что только восшествие на престол «прирожденного государя» положит конец войне. Голицына обвиняли в том, что он по дороге в Смоленск ссылался с «Вором» и вообще имел с Филаретом договоренность действовать во вред королевичу и Сигизмунду. Но доводы, приводимые сторонниками этой точки зрения, ненадежны ^[39] .

39

39. CZERSKA D. Dziatalnosc Fiodora (Filareta) Romanowa w okresie «Smuty». — Studia historyczne. Krakow, 1980, № 4, s. 550–551.

Король встретил послов с почестями, однако положение их было неопределенным. Сигизмунд, как известно, потребовал целовать крест и сыну, и себе самому. Бояре в Москве решили подчиниться. 30 октября Жолкевский привез под Смоленск бывшего царя Василия Шуйского с братьями. Поляки хозяйничали в Кремле. Казалось, все развивается по ставшей уже привычной схеме. Вот-вот Шеин откроет королю ворота Смоленска, москвичи же поцелуют крест на верность Сигизмунду, и тот торжественно въедет в Кремль. Но именно в этот момент произошло нечто необычное. Дело в том, что под Смоленском перед нами как будто предстал другой, новый Филарет. Вернее, именно там мы и видим настоящего Филарета, тогда как до этого все еще жил и действовал Федор Никитич Романов.

Король прежде всего потребовал сдачи Смоленска. Тут-то, по сообщению летописца, Филарет и показал «первое крепкое стоятельство», ответив Сигизмунду: «Как будет сын твой на Московском государстве и все Московское государство будет под сыном твоим, не токмо Смоленск: тебе государю не достоит стояти под вотчиною сына своего» ^[40] . Такую же позицию занял и Голицын. Переговоры зашли в тупик, и послам стала «деяться» великая «теснота». Тут как раз ситуация в стране изменилась не в пользу поляков. В марте 1611 г. к Москве подошли отряды казаков и ополченцев. Теперь уже польский гарнизон оказался осажденным в Кремле.

40

40. ПСРЛ. T. 14, c. 103.

Что же произошло? Почему Филарет изменил привычную линию поведения? Куда исчез его конформизм, покорность? Может быть, на него повлиял подъем антипольских настроений, мужество Шеина, унижение Шуйского? Может, он почувствовал, что сделка с Сигизмундом ему потом уже не «сойдет», как служба самозванцам? А может быть, наконец, он освоился со своим положением, оглянулся вокруг, увидел, что происходит, и сделал окончательный выбор? Он как бы «отвердел», посуровел душою, и даже страх за семью, оставленную в осажденной уже теперь Москве, очевидно, не смущал его более. Под Смоленском окончательно «умер» Федор Никитич и «родился» Филарет.

Можно предположить, конечно, что поведение Ростовского митрополита действительно диктовалось стремлением обеспечить престол своему сыну. И правда, Михаил взошел на трон. Но это случилось два года спустя, когда в стране все уже круто изменилось, да и то только после бурных дебатов, так как сын Филарета не был единственным претендентом. В известной мере тогда все решил случай. В упрямстве митрополита не до конца все ясно.

Под Смоленском он впервые столкнулся с Сигизмундом, который стал для Филарета до конца жизни главным врагом. Можно лишь догадываться, не было ли там со стороны польского короля какого-нибудь особого личного унижения митрополиту, прикрытого в Новом летописце лаконичным определением «теснота». Не стало ли это поводом для гордого и вспыльчивого Филарета «запереться» в упорстве? Человек его склада мог найти выход своему раздражению, делая врагу все наперекор.

Между тем слух о «мучениях» послов под Смоленском распространился по стране. Тем важнее было для Сигизмунда задержать их как заложников. И после падения Смоленска все знатные русские, содержавшиеся в королевском лагере, были отправлены в Польшу. Путь их лежал через Минск и Вильно под Львов, в Каменку, имение гетмана Жолкевского. Шуйских повезли затем на Варшавский сейм. Сигизмунд готовил торжество по случаю своей победы: бывший царь, его брат, возможно, также Шеин и другие проехали вслед за польскими войсками, входившими в столицу. Филарета и Голицына оставили в Каменке. Очевидно, законность их плена все же вызывала сомнения, и, кроме того, не было уверенности в том, что эти «крепкие адаманты» будут вести себя соответственно «сценарию» королевского триумфа ^[41] . Так или иначе, но в Варшаву их вывезли только в январе 1612 года.

41

41. См. Цветаев Д. Царь Василий Шуйский с братьями на Варшавском сейме. Варшава, 1905.

Тогда же всех «московитов» разлучили уже надолго. Шуйские отправились в Гостынский замок, Шеина определили в Ружаны, родовое имение Л. Сапеги в Новогрудском воеводстве. А Филарета и Голицына отправили в Мальборк, бывшую столицу Тевтонского ордена. Филарета поместили там в замок. Трудно представить себе что-нибудь более странное, чем фигура русского митрополита, ступавшего по брусчатке внутреннего двора Мальборка или поднимающегося на стены, откуда можно было наблюдать за течением Ногата, омывавшего замок с запада.

Плен, очевидно, не был тяжел для Филарета физически. Во-первых, он не был одинок: его сопровождала свита. Несмотря на то что в Мальборке имелись и сырые, темные казематы, все же послов содержали в одном из тех помещений, которые предназначались обычно для гостей замка. Правда, бывшие покои великого магистра ордена сохранялись для короля, и в этой части замка узников не селили; предполагают, что русские пленники занимали помещения во внешнем дворе замка, где ранее жил великий комтур. По сообщениям из разных источников, содержание их было весьма богатое ^[42] . Тем не менее Мальборк вряд ли оказался для Филарета легче и удобнее Сийского монастыря, где он страдал за десять лет до этого.

42

42. DAROWSKI A. Malborski jeniec. In: DAROWSKI A. Szkice Historyczne. Seria trzecia. Petersburg, 1897; Акты Московского государства (АМГ). Т. 2. СПб. 1890, с. 99; АИ. Т.2, с. 405–406.

Митрополит не мог оценить по достоинству величие и красоту своей новой темницы, ибо против этого восставала его душа православного человека. Однако не все пленники в Польше в то время относились к своему заключению подобным образом. По свидетельству иностранцев, Запад оказал определенное влияние, побуждал к заимствованию у поляков ^[43] . Филарет же уехал из Польши решительным противником всего западного, болезненно относясь к любому возможному проникновению в Москву польской культуры; он окончательно сформировался как «столп церкви», «гонитель западничества», когда созерцал красоты прусской твердыни.

43

43. Записки о России XVII и XVIII века по донесениям голландских резидентов. — Вестник Европы, 1868, август, с. 803–804.