Патриарх Тихон. Крестный путь
Шрифт:
19 июля в газете «Известия ВЦИК» появилось сообщение: правительство одобрило расстрел бывшего царя. Всю правду сказать не посмели: семья-де переведена в безопасное место.
Патриарх срочно созвал Соборный Совет. Панихиду по убиенному государю решили служить в Казанском соборе, в праздник явления иконы Казанской Богоматери. Архипастырей и пастырей России святейший благословил молиться о новопреставленном мученике.
Опасаясь ареста, Тихон не подготовил письменного текста своего слова. Говорил экспромтом, но священник Казанского собора сумел записать проповедь.
«К скорби
От боли забыл святейший свои же слова: умереть нынче немудрено, труднее научиться, как жить.
Власть и совесть – понятия несовместимые. На другую ночь после расстрела царской семьи убивали ближайших родственников царя и царицы. Могилой Елизаветы Федоровны и великих князей стала заброшенная шахта в Алапаевске. Возможно, ради большей секретности – выстрелы могли обозначить место злодеяния – чекисты сталкивали своих жертв в шахту. Шестеро их высочеств, дворянин Ремез, крестьянка Варвара Яковлева – вот восемь мучеников в синодник Свердлова, Троцкого, Ленина.
Убить столько людей шито-крыто не получилось. Шахта огласилась стонами. Тогда чекисты, добивая живучих, бросили в пропасть несколько гранат.
Когда Белая армия заняла Алапаевск, люди указали следователям страшное место. Открылась еще одна страница в подвижнической жизни Елизаветы Федоровны. Она и старший сын Константина Константиновича Иоанн упали на выступ, пролетев не более пятнадцати метров. И остались живы. Осколки гранат ранили Иоанна в голову. Елизавета Федоровна своею рубашкою перевязала его. Умерли они от истощения сил.
Но это не конец трагедии. Упокоение в Уральской земле восьми мучеников оказалось временным. Боясь, что большевики надругаются над останками, белые, отступая, увезли гробы в Читу. Захоронили в Покровском женском монастыре.
Но, Господи! Разве не Твоей волей совершается всякое дело человеческое! Не приняла Русская земля Романовых. Не есть ли скитальчество гробов их высочеств – возмездие императорскому дому? Романовы начали свое царствие злодейством: повесили четырехлетнего сына Марины Мнишек, претендента на престол убрали. На земле все прах, да Небо помнит. Через полгода восемь гробов снова были в дороге. Пристанище нашли в Китае, в Харбине. Но гробы Елизаветы Федоровны и Варвары Яковлевой были востребованы самим Иисусом Христом. В январе 1921 года через Шанхай океаном доставлены были в Порт-Саид и в Иерусалим. Святых мучениц похоронил патриарх Дамиан в усыпальнице Марии Магдалины.
Но вернемся в 1918 год. Восстание в Ярославле, к изумлению белогвардейцев, оказалось
И однако положение большевиков казалось безнадежным. Чехословацкий корпус взял Казань, Сызрань, Симбирск, Самару. В Самаре появилось белое правительство: Комитет Учредительного собрания. Юг был занят Деникиным. Урал – белоказачеством. Случилось восстание в Муроме. Земля под ногами Ленина и Троцкого пылала.
Вот почему такие жестокие телеграммы рассылал по стране пролетарский вождь:
«В Нижнем явно готовится белогвардейское восстание. Надо напрячь все силы, составить тройку диктаторов, навести тотчас террор. Расстрелять и вывезти сотни проституток, спаивающих солдат, бывших офицеров и т. п. Ни минуты промедления. Надо действовать вовсю: массовые обыски. Расстрелы за хранение оружия. Массовый вывоз меньшевиков и ненадежных».
В Пензу: «Провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных – запереть в концентрационный лагерь вне города».
Ленину вторили его сподвижники:
«Время архивоенное, надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, особенно в Питере». Это призыв Зиновьева к мести за убийство комиссара Володарского.
Святейший читал почту. Елизавета Щукина из Нижнего Новгорода просила в долг сто рублей. Умер от чахотки сын, иерей Анатолий, оставил без средств жену и двух девочек.
Елена Успенская, жительница Ярославской губернии, поздравляла с днем ангела. «У нас пока тихо, – писала она, – народ здесь очень хороший, только страшно, если силой будут брать хлеб у крестьян, т. к. добровольно не хотят давать, у нас не хлебный край».
Духовная дочь Мария Кацаурова писала о последствиях ярославского мятежа: «В квартире только стекла выбиты и крыльцо разбито. У Лели от волнения и беспокойства о нас во время пожара на Соборной площади – она в это время была на службе и знала, что вокруг нас горит, – началась было так называемая темная вода. Леля почти ослепла и едва дошла до дому. Сейчас же помазала глаза маслом Толгской Божией Матери, которое ее излечило…»
Князь Иван Мещерский благодарил за фотографию, просил помолиться за своего отца Сергия: «Он, как и многие верные сыны Отечества, ныне подвергается смертельной опасности».
Епископ Рыбинский Корнилий просил перевода на юг. Сообщал: в Ярославле, в Афанасьевском монастыре, увечные воины лежат под открытым небом. В палате есть рояль, но нет крыши, сорвало снарядом. В городе голод. Перенесли две недели обстрела и триумф победителей. Большевики водили преосвященного по площадям, напоказ, издевались, но не убили. В церквах нет певчих, нет просфор, нет вина.