Patrida
Шрифт:
И пока под её присмотром Артур тщательно мыл руки, Янис, к его досаде, появившись на вершине лестницы, как какой-нибудь актёр, поведал сидящей внизу публике о только что происшедшем исцелении. Хотя рассказ шёл на греческом, о его содержании догадаться было нетрудно, так как чуть не через каждое слово повторялось «Артурос».
Они вышли из бара, уже садились в машину. Янис выбежал вслед, стал совать деньги — пачку пятитысячных купюр.
— Охи, — отказался Артур.
— Ты поставил его в недоумение, — сказала Лючия, когда машина тронулась с места. — «Никаких услуг без оплаты» —
«Фиат» катил по набережной под зажжёнными фонарями, мимо широкого окна дешёвой кофейни, за которым сидели у столиков старые рыбаки, глядя на светящийся экран телевизора. Потом свернул на главную улицу, ведущую вверх на хребет, где кончался город и начиналось шоссе.
— Где рука? — спросила Лючия. — Почему нет на месте?
Артур с недоумением взглянул на её лицо, по которому бежали тени домов и деревьев, отблески фонарей.
Она взяла его руку, положила себе на колено.
Прошло два годи после убийства батюшки.
Однажды звонит человек из нашего подмосковного прихода. Рассказывает:
— За неделю до гибели он вас искал. Дал мне номер вашего телефона, просил звонить днём и ночью.
— Невероятно. Он знал, что я на месяц уехал из Москвы. У него ведь прекрасная память.
— Просил звонить. Днём и ночью. Ему срочно нужно было с вами встретиться. Я звонил. У вас никто не отзывался. Я приехал в храм, спросил — в чём дело, не могу ли чем помочь? Батюшка сказал: «Да хотел попроситься ночевать у него, когда вечерами выступаю в Москве».
«Но вы можете ночевать у меня! Тысячи людей с радостью предоставят вам ночлег!» «Нет, говорит, значит, не судьба! Увидите его — предупредите, чтоб был осторожен, берег себя. Он обязан ещё так много написать, сделать. — Горько улыбнулся, махнул рукой. — Да, значит, не судьба!»
К тому времени он безусловно знал, что за ним уже идёт охота. Убийцы прослеживали его маршрут, расписание. Готовились.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Это только издали казалось, что остров близко. Казалось, вот она, рядом, синяя стена зубчатых скал, парящая над белесой полосой морского тумана.
Артур уже полчаса стоял в наглухо застёгнутой куртке у правого борта летящего над водой катера, ёжился от утренней прохлады, но в каюту, где находилась Сюзанна и две её маленькие девочки, не спускался.
Несмотря на то, что с того дня, как он прибыл в эту страну, прошло больше полутора месяцев, всё, что он видел вокруг, казалось сном.
И слепящая синева Эгейского моря, и этот остров вдали, к которому они приближались, и все не могли приблизиться, и силуэт стоящего у штурвала Ангелоса; и то, что там, за кормой оставался другой остров, с его городом, гаванью, заливами, мысами; с Лючией, виллой, комнатой, где в секретере лежала его
Он даже зажмурился. Чудилось: вот разомкнёт ресницы — и ничего этого не станет, возникнет мрак московской зимы, свет настольной лампы, безысходная, кажется, вечная песнь подвыпившей компании, кажется, вечно бредущей под окнами: «Постой, паровоз, не стучите, колеса, кондуктор, нажми на тормоза…»
Послышался всплеск. Катер нагнали дельфины. Играя, то выныривали, то колесом уходили в воду, просвеченную солнцем.
Артур стёр с лица солёные брызги.
Сопровождаемый весёлым эскортом дельфинов, катер все-таки приближался к острову.
— Мистер Артурос! Монастерио! — крикнул Ангелос, показывая куда-то на левую сторону проступивших сквозь дымку отвесных скал.
И вправду, то, что издали могло показаться игрой воображения или слепых стихийных сил, было монастырём, то ли вырубленным высоко в скалах, то ли прилепленным к ним. Он был такой же величественный, серый, как бы покрытый патиной вечности. И только золотой крест колокольни сверкал в синеве неба.
«Господи! Я мог умереть, ничего этого не увидев, — подумал Артур. — Мог прожить всю жизнь среди райкомов и обкомов, очередей…»
Вспомнилось, как на днях, после того как в доме Манолиса он принял подряд одиннадцать пациентов и к вечеру, опустошённый, спускаясь по своей узкой улочке к бару «Neos cosmos», увидел вышедшего из банка патера Йоргаса. В роскошной рясе, с холёной бородой, с большим крестом на золотой цепи, патер наслаждался тёплым январским вечером, что-то благодушно втолковывал какому-то господину. Артур прошёл мимо, поклонился. С горечью вспомнил об убитом духовном отце, прожившем свой краткий век под вечным прицелом КГБ…
Катер повернул налево, прошёл у подножья скал, обогнул мыс с маяком и устремился в открывшийся справа залив, спокойный, как озеро.
В его зеркально–гладких водах отражались расположенные на крутизне окружающих гор разноцветные здания городка. Стая чаек переменчивым белым кружевом перемещалась над маленьким портом с несколькими пирсами. У одного из них разгружался рыбачий мотобот.
Уже из-за одного этого вида, свежего, как вдох воздуха юности, Артур был преисполнен благодарности к Сюзанне, которая как раз поднималась из каюты на палубу, придерживая за воротники курточек пятилетнюю Антонеллу и трёхлетнюю Рафаэллу.
Лючия, хоть и с недовольным видом, все-таки отпустила Артура. Она видела, что он начал регулярно, каждое утро, работать за секретером, днём принимает пациентов в доме Манолиса, устаёт. Сама же присоединиться к компании отказалась, сославшись на то, что воспользуется его отсутствием, позовёт какую-то албанку: пришло время убирать дом.
Спрыгнув первым с катера на пирс и надевая на причальную тумбу петлю каната, поданного Ангелосом, Артур услышал:
— Welcome, Mr. Kramer! [103]
103
Добро пожаловать, мистер Крамер! (англ.)