Патриот. Жестокий роман о национальной идее

Колышевский Алексей

Секретарша принялась искать Киру по всем телефонам, но, естественно, никакого результата это не принесло. Промучившись с полчаса, она доложила Гере, что найти Киру Борисовну не в состоянии.

— Ну, ничего страшного. Как она появится, сразу пусть зайдет ко мне. — Гера, заканчивая фразу, набрал телефон приемной Рогачева:

— Алле, Таня? А Петр Сергеевич на месте? Что? Встречается? А с кем, если не секрет? С Сеченовым? А кто там еще? Они вдвоем… — у Геры вытянулось лицо, — и давно у них началось… началась эта встреча? Ах, только что… А вы не могли бы меня соединить

с Петром Сергеевичем, как только они там… закончат?

Таких встреч «с глазу на глаз», между вежливо раскланивающимися и в то же время ненавидящими друг друга Рогачевым и Сеченовым, не бывало отродясь. Во всяком случае, Гера, поддерживающий с Таней приятельские отношения и поэтому находящийся в курсе всех кремлевских сплетен, о таких встречах не слышал. Давно уже став аппаратчиком, подпитывающим себя за счет мельчайших вибраций бесконечной интриги между сеченовской и рогачевской группами влияния, умело играя на настроениях обоих бонз и давно уже сделав для себя выбор в пользу более влиятельного Сеченова, сейчас Гера чувствовал себя неуверенно. Исчезновение Киры и смерть шофера в любом случае вызовут вопросы, на которые он должен будет ответить, и ответить так, чтобы отвести от себя если и не подозрения, которые обязательно возникнут, так хотя бы мысли о его прямом участии в исполнении этих убийств. О чем они могут говорить?

Есть такая поговорка: «На воре и шапка горит». Не раскрытому до поры преступнику начинает вдруг мерещиться, что все вокруг только и обсуждают его, чуть ли не показывая пальцами: «Вот он. Задержите негодяя». И Гера, не без оснований считающий себя гением авантюры, теперь в новом для себя качестве убийцы еще не научился справляться с такими вот припадками мнительной неуверенности, переходящей в ужас. Поэтому он в оцепенении сидел за столом и никак не отреагировал на появление секретарши, положившей перед ним сдачу. Девятьсот рублей.

Их встреча закончилась лишь спустя четыре часа, когда Гера уже мысленно продумал, как его станут арестовывать, как станут допрашивать и водворят в колонию «Белый лебедь», посадив в камеру к битцевскому маньяку или еще к какому-нибудь упырю, осужденному на пожизненное заключение. А так как больше ни о чем думать он уже не мог, то страшный цикл мыслей арест-допрос-тюрьма по мере окончания возобновлялся в голове Геры снова и снова, и к исходу четвертого часа он почувствовал, что вот-вот сойдет с ума. Вывел его из штопора телефонный звонок, как раз тогда, когда он, пилот собственного пикирующего к земле рассудка, отчетливо видел каменные россыпи безумия, приготовившись разбиться о них вдребезги. Вопреки его ожиданиям это позвонила не Таня, а генерал Петя.

— Гера Викторович? Это ничего, что я тебя по батюшке называю?

— Здравствуйте, Петр. Слава богу!

— Тпру! Что это вы всех подряд славить взялись: и ты, и шеф твой? Вы определитесь как-то. — Генерал Петя был не в духе, и в голосе его, пусть и искаженном телефонными помехами, все же чувствовались нотки раздражения. — Ладно. Ты скажи, как у тебя дела-то? Я слышал, что Рогачев тебе секвестр учинил?

— Есть такое дело. — Гера немного успокоился, надеясь, что, может быть, пронесло, —

у меня теперь «ЖЖ» забрали. Теперь там Кира всем распоряжаться станет. Мне ей сегодня дела надо было начать передавать.

— Ну и как? — отчего-то усмехнувшись, спросил генерал Петя. — Начал уже передавать-то?

— Нет. Передавать некому. Киры с утра на работе нету.

— О как! А где ж она?

— А я откуда знаю? Мы же с ней больше вместе не живем. Должна была с утра быть на работе, секретарша ее по всем телефонам разыскивает целый день, и все без толку.

— Может, не там она ее разыскивает? Может, надо где-нибудь в другом месте поискать, где телефон не работает?

— Н-не з-знаю… — Гера почувствовал на своих запястьях стальные браслеты наручников, и язык его ворочался с трудом, — мож-жет быть.

— Ты вот что. Сиди на месте, я сейчас к тебе заеду. Поговорить надо. Не знает он, хэх!

…Генерал Петя отправил секретаршу Геры домой:

— Иди, милая, отдохни. Сегодня понедельник, отдохнуть не мешает, целая неделя впереди.

И закрыл приемную. Изнутри. На ключ.

То же самое проделал с дверью кабинета Геры и, лишь убедившись в том, что их никто не может слышать, произнес:

— Дела у тебя, Гера, плохи. Рогачев против тебя прямо как бык против красной тряпки. Хочет весь твой холдинг по частям растащить и раздать кому ни попадя. Четыре часа с ним препирался, уговаривал тебя не трогать.

«Черт. Неужели пронесет! Может, он все-таки ничего не знает?» Гера выдавил из себя жалкое подобие улыбки и спросил:

— Ну и чем у вас дело закончилось?

— Чем, говоришь, дело закончилось? — Генерал Петя вдруг сделался очень серьезным и с таким выражением, словно он читал «Евгения Онегина» со сцены, продекламировал:

Встретились два друга на вокзале, Видимо, не виделись давно. Долго обнимались, целовались, Пока хуй не встал у одного.

Гера некоторое время сидел и безмолвно, вытаращив глаза, смотрел на генерала Петю. И генерал также молча и притом нахмурившись смотрел на Геру. Затем в кабинете взорвалась стомегатонная смеховая бомба. Гера хохотал до изнеможения, сидя в кресле и дрыгая ногами, а генерал Петя рокотал настоящим боевым басом:

— Их-хы-хы-хы-ух! Это мне, га-га-га, это мне Змей днями рассказал. Вот у них там, в Питере, поэзия-то как цветет! Недаром ведь город Пушкина!

Наконец смех иссяк, Гера промокнул платком слезящиеся глаза:

— Петр, еще один такой заход, и у меня от смеха выломается челюсть. Есть буду как космонавт, из тюбика.

Генерал Петя попросил себе «чего-нибудь». Гера достал коньяк, коробку шоколада «Линдт», увидев которую генерал Петя скривился:

— Убери ты его на хрен. Я о шоколаде! Терпеть не могу. От него задница может слипнуться. Ну, так, где Брикер-то в результате?

От такого резкого перехода у Геры невольно затряслись руки, что не ускользнуло от внимательного взора Пети. Он взял со стола налитую Герой рюмку: