Патруль времени (сборник)

Андерсон Пол Уильям

Эверард, не боясь подслушивания, продолжал говорить на английском. Наверняка этот язык хозяйке было легче воспринимать, чем темпоральный.

– Да. Но мы пока ни в чем не уверены. Он пропал. Никаких вестей. Конечно же, вы помните, что ему предстояло показаться в Лиме в конце тысяча пятьсот тридцать пятого года, через несколько месяцев после того, как Писарро основал этот город. У нас там пост. Мы провели тайное расследование и выяснили, что брат Эстебан Танаквил исчез двумя годами ранее, в Кахамарке, при загадочных обстоятельствах. Повторяю, он исчез. Не погиб в результате несчастного случая, драки или чего-нибудь в этом роде. – И патрульный холодно добавил: – Что очень сильно осложняет задачу поиска.

– И что, никакой надежды?! – воскликнула она.

– Я этого не говорил. Не могу ничего обещать, но Патруль использует все свои

чертовы средства… Ой, простите.

Она выдавила смешок:

– Ничего страшного. Ведь вы из того же интервала, что и Стивен, а там, как я слышала, в выражениях не стесняются.

– Да, мы оба родились и выросли в Соединенных Штатах, в середине двадцатого века. По этой причине меня и попросили расследовать исчезновение вашего мужа. Возможно, общее прошлое даст мне пищу для каких-нибудь полезных идей.

– Вас попросили? – тихо произнесла она. – Никто не может приказывать агенту-оперативнику. Никто, кроме данеллиан.

– Ну, не совсем так, – смущенно проговорил Эверард.

Иногда высокий статус, позволяющий работать не в одном пространственно-временном интервале, а во всех пластах истории и уголках мира, а при необходимости действовать на свой страх и риск, казался ему незаслуженной роскошью. По натуре он был неамбициозен и аскетичен.

– Хорошо, что вы так считаете. – Хелен с силой заморгала, сдерживая слезы. – Пожалуйста, сядьте. Курите, если угодно. Может, все-таки не откажетесь от чая с печеньем? Или от рюмочки бренди?

– Разве что позже. А вот закурить я не прочь.

Дождавшись, когда Хелен сядет у камина, он занял соседнее кресло. Наверное, в нем любил отдыхать Стив Тамберли.

Между хозяйкой и гостем подрагивало синее пламя.

– За время службы в Патруле я несколько раз сталкивался с подобными случаями, – осторожно начал он. – И пришел к выводу, что в начале расследования надо как можно больше узнать о пропавшем. Приходится беседовать с теми, кто ему близок. Или ей. Вот почему я сюда приехал заблаговременно, надеясь, что мы успеем познакомиться. Вскоре к нам присоединится агент, побывавший на месте происшествия, и расскажет, что ему удалось узнать. Надеюсь, вы не будете против.

– О нет. – Глубоко вздохнув, она сказала: – Но попрошу мне кое-что объяснить. Я постоянно в этом путаюсь, даже когда думаю на темпоральном. Мой отец преподавал физику, и его стараниями я накрепко усвоила, что такое причинно-следственная связь. Стивен… попал в какую-то беду, и это случилось в Перу шестнадцатого века. Патруль либо спасет его, либо не спасет. Но вне зависимости от результата Патруль будет знать о случившемся все. В архив ляжет отчет. Почему вы не можете прямо сейчас пойти и прочесть его? Или забежать во времени вперед и спросить у себя будущего? Почему мы обязаны пройти через эту пытку?

Дело тут не в логике, которой эта женщина научилась у отца, подумал Эверард. Если бы не сильнейшее потрясение, Хелен не задала бы такого вопроса. Все-таки она обучалась в Академии Патруля, а та находится в олигоцене, то есть задолго до того, как началась история человечества, которое создало это учебное заведение.

Но у Эверарда и в мыслях не было осуждать миссис Тамберли. Напротив, ему глубоко импонировали ее смелость и хладнокровие. Если уж на то пошло, в своей деятельности она никогда не сталкивалась с парадоксами и опасностями изменчивого времени. Не имел с ними дела и муж, он ведь обычный наблюдатель, хоть и живущий под чужими именами. Не имел – до момента своего исчезновения.

– Вы же знаете, что это запрещено, – постарался смягчить тон Эверард. – Случайная петля может с легкостью превратиться в темпоральный вихрь. И если наша попытка окажется бесплодной, это будет самым меньшим из вероятных зол. Отчеты и воспоминания расскажут лишь о том, чего никогда не происходило. Подумайте, как то, что мы называем предзнанием, может сказаться на наших дальнейших действиях. Нет, свою работу патрульный должен выполнить от начала и до конца, при условии тщательнейшего соблюдения причинно-следственных связей. Только в этом случае его удачи или неудачи окажутся реальными. Потому что реальность – понятие условное. Это как рисунок волн на поверхности моря. Когда волны вероятности – волны фундаментального квантового хаоса – меняют свой ритм, моментально исчезают и рябь, и пена, и завихрения, трансформируясь в нечто иное. Еще в двадцатом веке об этом смутно догадывались физики. Но только с открытием путешествий во времени этот факт прочно врос в быт человечества.

Проникнув в прошлое, вы его превращаете в свое настоящее. Ваша свобода воли никуда не девается, и вы не загоняете свои поступки в какие-то жесткие рамки, а потому неизбежно влияете на происходящее. Как правило, результаты этих воздействий незначительны. Пространственно-временной континуум можно сравнить с сетью, сплетенной из тугих резиновых лент; как только прекратится воздействие на сеть какой-либо внешней силы, моментально восстановится первоначальная конфигурация. Ведь на самом деле вы являетесь частью этого прошлого. Но то в обычных обстоятельствах. Человек, который путешествовал с Писарро и представлялся как брат Танаквил, существовал на самом деле. Это «всегда» было правдой, и тот факт, что он родился в другом столетии, гораздо позже, – всего лишь несущественная деталь. Мелкие анахронизмы погоды не делают. Если их и замечают, то все равно вскоре забывают. Останутся ли в ткани пространственно-временного континуума какие-то малозначительные напряжения после них – это, как говорится, вопрос сугубо философский. Однако некоторые поступки заканчиваются не так безобидно. Что, если найдется безумец, который проберется в пятый век и вооружит пулеметами Аттилу и его гуннов? Подобные деяния столь заметны, что защищать от них человечество не составляет труда. Но возможны куда более хитрые вмешательства. В тысяча девятьсот семнадцатом году большевистская революция была на грани краха, ее спасли только энергия и гений Ленина. Предположим, вы побываете в девятнадцатом веке и проведете совершенно незаметную, бескровную операцию – попросту не допустите, чтобы будущие родители Ленина познакомились друг с другом. По какому бы пути ни пошла Российская империя, она уж точно не станет Советским Союзом. И последствия вашего вмешательства будут сильнейшим образом сказываться на всей дальнейшей истории. Пока вы в прошлом, на вас они не повлияют, но, вернувшись в будущее, вы увидите совершенно другой мир – мир, в котором вы сами, возможно, даже не родились. Вы будете существовать, но только как следствие без причины, как порождение той анархии, на которой зиждется новый мир.

Когда была построена первая машина времени, появились данеллиане. Эти сверхлюди из далекого будущего установили правила хронодвижения, а следить за их соблюдением поручили Патрулю Времени. Как и любая другая полиция, мы оказываем помощь главным образом тем, на чьей стороне закон. Стараемся вытаскивать их из серьезных переделок, иногда позволяем себе посильную благотворительность в отношении жертв истории. Но самая главная наша задача – защищать и сохранять саму историю. Которая в конечном итоге приведет к появлению славных данеллиан.

– Ох, простите, – сказала Хелен. – Такие дурацкие вопросы задаю. Просто я сама не своя от страха за Стивена, ведь он обещал вернуться через три дня. Для него – шесть лет, для меня – трое суток. Ему был нужен этот срок, чтобы вновь освоиться в здешнем интервале. Он хотел инкогнито побродить по Лондону, снова привыкнуть к викторианским нравам, чтобы не совершить по рассеянности какой-нибудь ошибки, не удивить слуг или наших здешних друзей… Уже неделя прошла! – На ее глазах выступили слезы. – Не обращайте внимания на мою болтовню.

– Ну что вы! – Эверард вынул трубку и кисет. Ему передалось волнение этой женщины, и он хотел немного успокоиться. – Я, завзятый холостяк, могу только позавидовать вашему браку. Но давайте приступим к делу, так будет лучше. Вы родились в Англии и в этом веке, я прав?

Она кивнула.

– Я родилась в Кембридже в тысяча восемьсот пятьдесят шестом. Осиротела в семнадцать лет, но унаследовала скромные средства, которые позволили мне получить классическое образование. Скорее всего, из меня бы вышел обыкновенный синий чулок, не получи я предложение служить в Патруле. В Академии я познакомилась со Стивеном… Он родился позже на целый век, но, к счастью, в нашей организации это никакой роли не играет. Оказалось, что у нас много общего. Закончив обучение, мы поженились. Стивен даже мысли не допускал, что мне понравится его эпоха. – Она поморщилась. – И оказался прав: я там побывала и мне не понравилось. Ну а ему, напротив, здесь и сейчас хорошо. По легенде, он американец, сотрудник торговой компании, занимается импортом… Я тоже работаю, иногда в присутственном месте, иногда на дому. Женщина, интересующаяся наукой, здесь пока явление редкое, но не сказать что уж вовсе из ряда вон. Мария Склодовская – мадам Кюри – поступит в Сорбонну всего через несколько лет.