Патруль времени (сборник)
Шрифт:
Вчетвером они уединились в помещении, где могли разговаривать, не опасаясь быть подслушанными. Короткий зимний день заканчивался, и на дворе смеркалось, но внутри было светло от ламп. От жаровен исходило тепло, но люди кутались в меха, а изо ртов у них вырывался белый пар. Помещение поражало богатством обстановки: римские стулья, стол с жемчужной инкрустацией, шпалеры на стенах, резные ставни на окнах. Слуги принесли кувшин с вином и стеклянные стаканы. Снизу, через дубовый пол, доносились шум и веселые крики. Сын и внук Скитальца потрудились на славу, приумножая богатства своего рода.
Тарасмунд, хмурясь,
– Нас пятьсот человек, и мы хотим посчитаться с королем, – проронил он, ерзая на стуле. – Его последняя выходка переполнила чашу терпения. Мы потребуем справедливости. Если он откажется, над крышей его дворца взовьется красный петух.
Он, разумеется, имел в виду пожар, восстание, войну готов против готов, кровавую бойню и смерть.
В полумраке, который царил в комнате, выражение лица Скитальца разглядеть было отнюдь не просто.
– Расскажите мне, что он сделал, – проговорил гость.
Тарасмунд отрывисто кивнул Рандвару.
– Давай, паренек, и ничего не утаивай.
Тот судорожно сглотнул, но ярость, которая бушевала в его душе, помогла ему справиться со смущением. Стуча себя кулаком по колену, он повел свой рассказ.
– Знай, господин – хотя, сдается мне, тебе это давно известно, – что у короля Эрманариха есть два племянника, Эмбрика и Фритла. Они – сыновья его брата Айульфа, который погиб в сражении с англами далеко на севере. Когда Эмбрика и Фритла подросли, они стали славными воинами и два года назад повели отряд на аланов, которые заключили союз с гуннами. Возвратились они с богатой добычей, ибо разыскали место, где гунны прятали дань. Эрманарих объявил, что по праву короля забирает всю добычу себе. Племянники не соглашались; ведь с аланами бился не король, а они сами. Тогда он позвал их к себе, чтобы переговорить обо всем еще раз. Братья поехали к нему, однако, не доверяя королю, укрыли сокровища там, где ему их было не найти. Эрманарих обещал, что не тронет их и пальцем, но, едва они приехали, тотчас приказал схватить их. Когда же племянники отказались поведать, где схоронили сокровища, он сперва велел пытать их, а потом убил и послал на розыски своих воинов. Те вернулись ни с чем, но сожгли дома сыновей Айульфа и зарубили тех, кто в них был. Эрманарих заявил, что заставит слушаться себя. Господин, – воскликнул Рандвар, – где тут правда?
– Так уж заведено у королей. – Голос у Скитальца был такой, словно его устами говорило железо, обретшее вдруг дар речи. – А как ты оказался в этом замешан?
– Мой… мой отец, который умер молодым, тоже был сыном Айульфа. Меня воспитали мой дядя Эмбрика и его жена. Я отправился на охоту, а когда пришел обратно, от дома осталась лишь куча пепла. Люди поведали мне, как воины Эрманариха обошлись с моей мачехой, прежде чем убить ее. Она… была в родстве с Тарасмундом. Вот я и пришел сюда.
Он скорчился на стуле, стараясь не разрыдаться, и одним глотком выпил вино.
– Да, – произнес Тарасмунд, – Матасвента приходилась мне двоюродной сестрой. Ты знаешь, в семьях вождей приняты браки между родственниками. Рандвар – мой дальний родич, однако и в его, и в моих жилах течет частичка той крови, которая была пролита. Так случилось, что ему известно, где находятся сокровища. Они утоплены в
Лиудерис покачал головой.
– Не понимаю, – пробормотал он, – все равно не понимаю. Почему Эрманарих повел себя так? Может, он одержим демоном? Или просто безумен?
– Думаю, ни то ни другое, – отозвался Тарасмунд. – По-моему, он слишком уж прислушивается к тому, что нашептывает ему на ухо Сибихо, который даже не гот, а вандал. Но – слышит тот, кто хочет слышать. – Он повернулся к Скитальцу. – Ему все время мало той дани, какую мы платим, он затаскивает в свою постель незамужних женщин, желают они того или нет, – в общем, всячески издевается над людьми. Сдается мне, он намеревается сломить волю тех вождей, которые осмеливаются перечить ему. Если этот поступок сойдет ему с рук, значит он одолел нас.
Скиталец кивнул.
– Ты, без сомнения, прав. Я добавил бы только, что Эрманарих завидует власти римского императора и мечтает о подобной для себя. А еще он слышал о распре между Фритигерном и Атанариком, поэтому, должно быть, решил заранее покончить со всеми возможными соперниками.
– Мы требуем справедливости, – повторил Тарасмунд. – Он должен будет заплатить двойную виру и поклясться на Камне Тиваса перед большим вечем, что будет править по древним обычаям. Иначе я подниму против него весь народ.
– У него много сторонников, – предостерег Скиталец. – Поклявшиеся в верности, те, кто поддерживает его из зависти или страха, те, кто считает, что готам нужен сильный король, особенно теперь, когда гунны шныряют вдоль границ и вот-вот перейдут их.
– Да, но на Эрманарихе ведь свет клином не сошелся, – вырвалось у Рандвара.
Тарасмунд, похоже, загорелся надеждой.
– Господин, – обратился он к Скитальцу, – ты победил вандалов. Покинешь ли ты свою родню в канун предстоящей битвы?
– Я… не могу сражаться в ваших войнах, – ответил Скиталец с запинкой. – На то нет воли Вирд.
Помолчав, Тарасмунд спросил:
– Но ты хотя бы поедешь с нами? Король наверняка послушает тебя.
Скиталец откликнулся не сразу.
– Хорошо, – промолвил он. – Но я ничего не обещаю. Слышишь? Я ничего не обещаю.
Так он оказался, с Тарасмундом и другими, во главе многочисленного отряда.
Эрманарих не имел постоянного места проживания. Вместе со своими дружинниками, советниками и слугами он ездил от дворца ко дворцу. Молва уверяла, что после убийства племянников он направился в пристанище, которое находилось в трех днях пути от Хеорота.
Те три дня весельем не отличались. Укрывший землю снег хрустел под копытами коней. Небо было низким и пепельно-серым, а сырой воздух застыл в неподвижности. Дома под соломенными крышами, голые деревья, непроглядный мрак ельников – разговоров было мало, а песен не слышалось вообще, даже вечерами у костров.
Но когда отряд приблизился к цели, Тарасмунд протрубил в рог и всадники пустили коней в галоп.
Под топот копыт и конское ржание тойринги въехали во двор королевского пристанища. Их встретили дружинники Эрманариха, вряд ли уступавшие им числом; они выстроились перед дворцом и наставили на незваных гостей копья.