Патруль Времени. Щит Времени
Шрифт:
– Я ищу ключ к одному делу, – продолжил он. – А вы своего рода свидетель, невинный наблюдатель. Возможно, вы заметили что-то в происшествии, или преступлении, что окажется полезным для следователя. Вот почему я использовал ваш родной язык. На любом другом, включая и темпоральный, вам не хватит выразительности. Кроме того, жесты и язык телодвижений всегда лучше соответствуют родному языку.
Преступление? Ванда ощутила легкий озноб.
– Чем я могу помочь, сэр?
– Давайте просто побеседуем. Расскажите о себе. Люди редко отказываются от такой возможности. – Он стал серьезен. – И повторяю, вы не совершили ничего предосудительного и, скорее всего, не имеете никакого отношения к данному делу. Однако, как вы понимаете,
– Каким образом? – выдохнула она. – И что это за… дело, которое вы упомянули?
– Я не могу вам сказать.
«Не считает нужным? Или кто-то запретил?» – гадала Ванда.
– Представьте себе бесчисленные мировые линии, переплетенные в паутине причинно-следственных связей. Прикосновение к одной ниточке сотрясает всю паутину. Малейший надрыв ведет к изменению всей конфигурации. Вы уже усвоили на занятиях, что причинно-следственные связи не обязательно действуют только из прошлого в будущее. Они могут отразиться назад и даже отменить свое возникновение. Случается так, что нам известно лишь о возмущении, нарушившем покой паутины, но неведомо, где и в какой точке времени находится возбудитель беспокойства, потому что источник его, возможно, не существует в нашей собственной реальности. Остается лишь искать, проверяя всю нить… – Гийон вдруг замолчал. – Право, я не собирался пугать вас.
– Я не очень пуглива, сэр, – отозвалась Ванда, но про себя подумала: «Такими речами на кого угодно страха нагнать можно».
– Давайте считать, что я всего лишь чрезмерно осторожен, – произнес он. – Вы, как и агент Эверард, оказались втянуты, пусть и против вашей воли, в эту историю с экзальтационистами – наиболее мощной противостоящей нам группировкой, ставившей целью нарушение хода истории.
– Да, но все они были – или будут – пойманы или убиты, – возразила Ванда.
– Это верно. Тем не менее они могут иметь отношение к чему-то неизмеримо большему. – Он поднял ладонь. – Нет, речь не идет о какой-то крупной организации или заговоре, у нас нет оснований для таких подозрений. Хаос, однако, имеет определенную внутреннюю структуру. Явления обладают способностью повторяться. Люди тоже. Поэтому и возникает необходимость изучать тех, кто некогда был причастен к великим событиям. События могут повториться – независимо от того, зафиксированы они в дошедших до наших дней источниках или нет.
– Но я была втянута в эту историю против своей воли, – пробормотала Ванда. – Мэнс… то есть агент Эверард, играл главную роль.
– В этом-то я и хочу убедиться, – сказал Гийон.
Он дал ей посидеть немного в молчании. Звезды на небосклоне разгорались все ярче, соединяясь в созвездия, неведомые Галилею. Когда Гийон вновь заговорил, девушка уже успокоилась.
Нет, решила Ванда, она никак не может представлять для него интерес. И скромность тут ни при чем: она была уверена, что добьется в предстоящей работе отличных результатов. Но здравый смысл подсказывал, что здесь у нее роль более чем скромная. Просто Гийон – безусловно, личность таинственная и незаурядная, как всякий дотошный детектив, – проверял каждую версию, заранее зная, что большинство из них ведет в никуда.
Кроме того, ему, возможно, приятно ужинать в компании молодой симпатичной женщины. Что ж, ей тоже следует оставить глупые сомнения и наслаждаться ужином и беседой. Может быть, она узнает что-нибудь о нем и о его времени…
Ни о нем, ни о его времени она так ничего и не узнала.
Гийон был учтив. Она бы даже сказала – очарователен, хоть он и не выходил за рамки присущей ему бесстрастно-академической манеры. Он никак не демонстрировал своей власти, но производил на нее то же впечатление, что и отец, когда она была девчонкой.
«Жаль, папа, ты никогда не узнаешь…»
Гийон вовлек ее в разговор о ней самой, о ее жизни, об Эверарде – не вдаваясь в деликатные подробности, но так искусно, что она лишь
Однако, шагая к себе по теперь уже пустынным дорожкам и вдыхая ночные ароматы древней Земли, она неожиданно для себя поняла, что думает не о нем и уж совсем не о Секейре, а об этом рослом, дружелюбном и, как она полагала, очень одиноком человеке – Мэнсе Эверарде.
Часть четвертая
Берингия
13 212 год до Рождества Христова
I
Добравшись до своего пристанища, она остановилась и огляделась, затем посмотрела в ту сторону, откуда пришла.
«Почему? – подумала Ванда. – Словно это в последний раз… – Сердце тревожно дрогнуло. – Может быть, и в последний…»
Солнце в юго-западной части небосклона висело почти над самым морем, но оно не опустится за горизонт еще несколько часов, а когда исчезнет, то ненадолго. Его лучи окрашивали холодным золотом кучевые облака, башнями уходившие ввысь на востоке, и разливали отблески золота по воде, в миле от того места, где стояла она. Земля там круто восходила к северным холмам, поросшим чахлой невысокой летней травой, монотонность которой нарушали яркие зеленые и коричневые пятна торфяного мха. На ветках низкорослой осины трепетали бледные листья. Повсюду топорщились толстые пучки узколистого кипрея, редко достававшего до лодыжек. Шелестела и перекатывалась волнами осока у ручья, журчавшего неподалеку. Он сбегал в не очень широкую речку, прятавшуюся в овраге. По краям оврага сбились в кучки карликовые ольховые деревца. Клочья дыма вились над жилищами Арюка и его племени.
С моря налетел ветер. Влажный просоленный воздух освежил ее, частично сняв усталость, но усилил чувство голода – сегодня она прошла немало. Тишину нарушали крики птиц, сотнями паривших в высоте: чаек, уток, гусей, журавлей, лебедей, зуйков, кроншнепов. Выше всех парил одинокий орел. Даже после двух лет, проведенных здесь, ее не переставало поражать это пиршество жизни у самых врат Великого Льда. Лишь оставив свою родную эпоху, Ванда поняла, как опустошена планета к двадцатому веку.
– Извините, друзья, – пробормотала она. – Но сейчас меня ждут чайник и коробка печенья.
«А после надо заняться отчетом. Обед подождет. – Она поморщилась. – Почему-то доклады уже не доставляют никакого удовольствия… – подумала Ванда и застыла на месте. – Но почему меня так беспокоит то, что случилось? Откуда это предчувствие беды? Важное событие, большое, но не обязательно плохое… Предчувствие беды? Боже! Может быть, это нормально – время от времени разговаривать сама с собой или с птицами, но когда с тобой начинают говорить твои собственные страхи… Похоже, ты на этом задании уже слишком долго…»
Открыв клапан купола, Ванда вошла в свое жилище и вновь закрыла его. Внутри было сумрачно, пока она не переключила стены на прозрачность. Все равно здесь некому за ней подглядывать, кроме людей из племени «мы», да и те без разрешения сюда не приходят. Тепло позволило ей скинуть парку, снять обувь и носки. Она с удовольствием пошевелила пальцами ног.
Теснота сковывала ее движения. Большую часть купола занимал темпороллер, поставленный под полкой, на которой она держала посуду, подушку и спальный мешок. Единственный стул примостился около стола, тоже единственного, на котором громоздились компьютер и вспомогательные устройства. Рядом располагалось все необходимое для приготовления еды, умывания и прочих бытовых нужд. Разнообразные ящики и коробки замыкали круг. В двух из них были разложены одежда и личные вещи, остальные набиты приборами, непосредственно связанными с ее миссией.