Паук в янтаре
Шрифт:
Похоже, отец неправильно понял мои слова. Он приободрился, выпрямился, словно ему уже удалось заручиться моим согласием.
— Всего на три года, — возразил он. — Мне известно, что его величество уговорил Доминико Эркьяни занять эту должность только на три года. Немалая уступка с его стороны. Но три года — не такой уж значительный срок. А потом…
— Мы уедем в Ниаретт.
Мне показалось, отец не ожидал подобного ответа.
— Ты же понимаешь, что Ниаретт — это совершенно не то же, что Веньятта, — осторожно проговорил он. — Ты привыкла к определенному уровню жизни, а
Проглотив готовый сорваться с языка дерзкий ответ, что за последние годы привыкнуть мне пришлось разве что к жесткой тюремной постели, грубой одежде и работе на пределе сил, я безмятежно улыбнулась.
— Уверена, что Ниаретт, родина моего мужа, чудесный край.
Отец замолчал, задумчиво покусывая губу. Было видно, что мое решение казалось ему верхом глупости, но в присутствии верховного обвинителя он воздержался от резких эпитетов, какими обычно награждал южные земли Иллирии.
— Доминико, — лорд Бальдасарре перевел взгляд на моего мужа. — Вы человек разумный, вы, несомненно, понимаете, что Веньятта — земля несметных богатств…
— Не думаю, что правитель-южанин — это то, о чем мечтают веньяттцы, — прохладно произнес Доминико.
— Но род Эркьяни сейчас в фаворе у Короны. Подумайте, сколь многого вы сможете достичь, объединив под своей рукой юг и север Иллирии. Особенно сейчас, когда наши политические противники настолько ослаблены…
В глазах отца вспыхнул азарт. Казалось, он уже представлял наследников, берущих под контроль все земли Иллирии одну за другой. Веньятта, Ниаретт, Ромилия… а там — кто знает — может настать день, когда управление всей страной перейдет в руки потомков славного древнего рода Астерио…
Все это так напоминало честолюбивые замыслы Дарианны. Я устало подумала, что в чем-то сестра куда больше походила на роль наследницы Бальдасарре Астерио, чем я. Настоящая дочь своего отца, хитрая, расчетливая, всегда и во всем стремящаяся получить свою выгоду…
Я никогда хотела становиться такой.
— Отец, не забывайте, что я менталист. Менталист во главе древнего рода Астерио — не самое удачное решение.
— Менталист, заслуживший аудиенции у короля! Влияние тебя и твоего супруга на Бартоломео Леони I оказалось достаточно велико для того, чтобы поднять вопрос об изменениях в судебной системе и отмене презумпции виновности для людей с ментальными способностями. Для Веньятты честь иметь подобного правителя.
Я вздохнула. За прошедшие годы отец совершенно не изменился. Сейчас я ясно видела, что дело было вовсе не во влиянии Дарианны на его разум. Лорд Бальдасарре Астерио всегда был расчетливым интриганом и хитрым политиком. Восемь лет назад опальная дочь представляла угрозу его положению, а сейчас он видел во мне хорошую возможность укрепить политические позиции рода…
И ничего более.
Игнорируя предупреждающий взгляд Тианны, я сделала шаг назад.
— Это не имеет значения. Извините, — я присела в неглубоком реверансе, выражая формальное уважение отцу и мачехе, — мы торопимся.
— Янитта…
Голос лорда Бальдасарре дрогнул. Я замерла и медленно подняла на него взгляд. Отец был бледен, пальцы нервно сминали ткань камзола. Увидев, что я смотрю на него,
— Я… Я должен извиниться перед тобой, — казалось, он с трудом подбирал слова. — Я поспешил поверить досужим домыслам. Бросил тебя в беде…
Сердце болезненно сжалось.
— Не стоит, отец, я не держу зла, — тихо ответила я. — Все позади…
Он с видимым облегчением улыбнулся.
— Отлично. Тогда я позову Пьетро, и мы составим новое завещание. Восстановим тебя в статусе, объявим на следующем балу как новую наследницу, — он бросил быстрый взгляд на мой совершенно плоский живот. — Твой сын сможет занять место наследника Ренци, уверен, я сумею продавить этот вопрос. У бедняги, как ты знаешь, не осталось сильных прямых наследников. Разумеется, придется отдать мальчика на воспитание в Ромилию, но, поверь, род Меньяри не поскупится на самых лучших учителей. В Фиоренне подрастает недурной наследник, очень перспективный юный лорд, и твоя первая дочь составит ему прекрасную партию. А насчет Аллегранцы…
Лорд Астерио всегда и во всем оставался лордом Астерио.
Я оборвала амбициозные мечты отца взмахом руки.
— Я настаиваю на том, что наследником рода стерио и будущим правителем Веньятты должен быть один из твоих младших детей.
— Почему? — с искренним непониманием воскликнул Бальдасарре. — Ты же сказала, что не держишь зла…
Я только покачала головой. Сколько бы я ни старалась объяснить, он не услышит ни одного моего слова. Увы…
Мы сухо раскланялись с четой Астерио. Отец с непоколебимым упрямством пригласил нас на прием, который должен был состояться через неделю. Мне думалось, он до сих пор считал, что еще сумеет убедить меня — возможно, через Доминико — вступить в права наследования землями Веньятты. Но в крепких объятиях Тиа чувствовалось прощание. Она понимала.
— Спасибо, Яни, — тихо прошептала она, прижимая меня к себе. — За все.
— Я обещала его выслушать и сдержала слово. Но большее… извини. Мы уедем в начале недели, как и собирались. И… вряд ли после этого отказа отец еще захочет меня видеть…
— Я понимаю, — кивнула мачеха. — Но… Если лорд и леди Эркьяни пришлют официальное приглашение, скажем, на празднество в честь рождения наследника, лорд Бальдасарре Астерио с супругой будут обязаны его принять. И, я уверена, хоть Бальдо никогда не признает этого вслух, — еле слышно добавила она, — он сделает это с радостью.
И отчего-то мне совершенно глупо хотелось в это верить.
Чинторро мягко замер у маленькой пристани на одном из зеленых островков, в изобилии раскинувшихся по заливу Веньятты. Завтра мы отправлялись в столицу, и я не смогла отказать себе в удовольствии последний раз прокатиться по узким каналам родного города. Нико выпустил меня из объятий и, ловко запрыгнув на причал, подал мне руку.
Мы углубились в переплетение улиц. Стоял мягкий теплый вечер, из приоткрытых дверей кофеен и ресторанчиков, до отказа забитых жителями города, приезжими торговцами и моряками, доносились отголоски смеха и веселая музыка. Мимо проходили обнимающиеся парочки, через щели ставен пробивался неяркий свет.