Паутина Фрейда
Шрифт:
И что бы я делал без нее?
Блядь, как же я люблю ее! Прям хреново становится. Я даже готов каждый день не верить и страдать, только бы смотрели в душу эти медовые глаза. Но я не могу… Просто не могу.
Глава 10. Дина
Может, я опять на неправильном пути, но другого объяснения пока не могла придумать. Мы сидели на полу друг напротив друга, и я наблюдала, как сосредоточенно он водит пальцем по экрану.
— Восемь, — сказал наконец, — семьдесят семь,
— Я тем более, — пожала плечами. — Ты знал ее намного лучше. И возможно, это просто бред. Но я нашла лишь это объяснение, учитывая, что Алиса была химиком.
Он усмехнулся и поднял на меня глаза:
— Ты умная. И безбашенная. Только не смей лезть в это дерьмо.
— Я понимаю, о чем ты. Она не была параноиком, так что наверняка все слова в письме — не бред. Может, Калинин нам поможет?
И тут я поняла, что сказала лишнее. Ярослав поднялся и сказал, нависнув надо мной:
— Во-первых, не нам, а мне. Во-вторых, она не общалась с Калининым довольно давно. И повторяю: не лезь.
Ну, тут уж я сдержаться не могла. Ненавижу командный тон. Сразу возникает желание идти наперекор. Поднявшись, чтобы не чувствовать так беспомощно — обычный психологический фактор — спросила:
— А то что?
— Дина, блядь, тебя под замок, что ли, посадить?
Так, кто-то недавно ткнул мне в нос папочкой-генералом, настала моя очередь:
— Представь, что с тобой сделает в таком случае мой отец, — довольно улыбнулась я.
Ратомский закатил глаза и как-то уж очень обреченно выдохнул:
— Мне казалось, что психологи не сводят с ума, а как раз наоборот.
Я прикоснулась к его щеке, ожидая, что он отодвинется. Но нет… Продолжал стоять неподвижно, только напрягся, и я шепнула ему в ухо, привстав на цыпочки:
— А я свожу тебя с ума?
— Дина, — теперь он все-таки отбросил мою руку и сделал шаг назад, — хватит твоих игр.
А потом просто развернулся и пошел вниз. Да, что бы я ни сделала, он все равно больше не поверит мне. И что бы ни сказала…
Он не поверил моим словам, сказанным в туалете ресторана. Обалдеть, какое романтичное место для признания! Но зато символично. Я в дерьме.
Я спустилась следом и спросила:
— Что ты будешь делать?
— Не знаю пока. Мне надо подумать, — ответил Ярослав, даже не посмотрев в мою сторону.
— Я хочу помочь, — твердо сказала, опустившись на диван. — Просто помочь с этой головоломкой.
Он все-таки посмотрел на меня. Долгий взгляд, недоверчивый, изучающий. Но в то же время я видела, что ему нужна моя помощь. Хреново быть в полном одиночестве, каким бы сильным ты не был.
— И чем ты мне поможешь? — спросил все-таки.
Не послал — уже прогресс.
— Чем смогу, — улыбнулась я, положив ладонь на его запястье.
Я в каждом жесте, взгляде, слове просила его подпустить меня ближе. Как тогда, в Боливии. И как бы я не старалась там провернуть свою идиотскую
— Дина…
Голос предостерегал, предупреждал.
— Никаких игр, — пообещала я, придвинувшись ближе и снова потянувшись пальцами к его лицу.
Я, черт возьми, кажется, становлюсь фетишисткой! Так мне это нравилось. Как будто прикоснуться — как для заядлого курильщика подкурить сигарету.
— Ты серьезно разводишься? — спросил он.
— Да, — кивнула в ответ, — это можно было предугадать.
— А разведенный психолог — это не нонсенс?
И это все, что его интересует?
— У меня была преподаватель, которая за пять лет моей учебы четыре раза меняла фамилию, — ответила я. — Никак не могла определиться с мужьями. Или с собой.
— А ты? — спросил он, просунув руку между диваном и моей спиной и притянув еще ближе к себе. — Ты с чем-нибудь определилась?
Хороший вопрос. Только такое ощущение, что я на консультации. Как будто теперь не я вскрываю абсцессы, а мне их вскрывают. И я не знала, что ответить. Уперев взгляд в стену, чувствовала, как его пальцы от подмышки до бедра скользят вверх-вниз.
— Определилась, — ответила неоднозначно и снова повернулась, столкнувшись с заинтересованным взглядом.
Да что за цвет, черт возьми? Я помню, как утром его глаза были изумрудными, такие сонные еще, а когда он злился, то они темнели до грязно-болотного цвета. Сейчас я не могла определить оттенок зеленого, но понимала — это цвет сомнения.
— Ты располнела, — заметил Ратомский, задержав ладонь на моем боку.
— Ага, гормональный сбой, к которому мой организм готов не был.
Я не могу сказать прямо. Я даже сама боюсь произнести эти слова вслух.
Он задумался ненадолго, потом переместил руку на мою грудь, опустил вниз, на живот…
— Я бы подумал, что ты залетела, если бы не знал, что это невозможно. Конечно, если твои слова были правдой.
— Они были правдой, — как эхом отозвалась я.
Отодвинувшись, подумала, что пора уходить. Ничего у нас не выйдет.
Я опустила ноги на пушистый ковер, но через секунду оказалась на нем спиной. О, нет, Ратомский не уложил меня на ворс аккуратно и нежно, как это бывает в голливудских фильмах, а просто нокаутировал, но так, чтобы я приземлилась без ушибов. Только все равно я инстинктивно прижала руки к животу, поставив ими преграду, когда он оказался надо мной.
Он догадается. Слишком часто повторяется этот жест. Теперь цвет глаз — задумчивость. Он снова нахмурился, переводя взгляд с моего лица на мои руки. Только я сейчас могла вспоминать только то, что мы делали на этом самом ковре. Живот тут же стянуло, а дыхание участилось. Ну, хоть белье осталось сухим, а то впору бы сказать, что писаю кипятком в его присутствии.