Паутина грез
Шрифт:
Я не знала, что сказать. Мама обрушила на меня столько всего сразу. Появились и вопросы, и сомнения. Когда мужчины начнут дожидаться от меня вольностей? Как узнать, кому можно доверять, а кому нет? Какая же я еще маленькая, в отчаянии подумалось мне.
Мама тем временем встала и пошла к дверям.
— Хорошо, что мы сегодня поговорили с тобой. Однако пора одеваться. Ты не представляешь, как нервничает твой отец, когда ему приходится ждать. У него вся жизнь расписана по минутам. Он готов обращаться с нами, как с судовой командой. Уверена, что он уже ходит внизу из угла в угол и ворчит.
— Я быстро,
— Не торопись! — противореча самой себе, предупредила она. — Мужчине полезно ждать женщину. Причешись как следует. Слегка накрась губы, помнишь, я показывала тебе? Не нажимай, не размазывай, а лишь прикоснись, будто поцелуем. — И мама с удовольствием продемонстрировала это на себе. — Поняла?
Я кивнула.
— Ну и отлично. Да, не забудь надеть шелковые чулки и туфли на каблуках. Женщина должна обязательно носить высокие каблуки. Это делает походку легкой, летящей. О, чуть не забыла. — Мама остановилась в дверях. — У меня есть еще сюрприз.
— Еще? — изумилась я. — Но вы с папой и так завалили меня подарками!
— Я говорю не о подарке, Ли. Нам с тобой предстоит потрясающая поездка. Этот уик-энд мы проведем вместе, — сообщила она.
— Где же?
— В той самой усадьбе, о которой я говорила тебе. Мы поедем в Фартинггейл.
— Это там ты делаешь роспись в музыкальном салоне? — спросила я, вспомнив, что мама как-то упоминала об этом. Вообще-то она иллюстрировала детские книжки для одного бостонского издательства, но недавно подруга Элизабет Деврой, художник-декоратор, пригласила ее в дом своего заказчика. Мама кое-что предложила, хозяевам понравились свежие идеи. Вот так мама и начала новую работу. Теперь она расписывала одну из комнат. Темой стали сюжеты из волшебных сказок и старинных легенд.
— Именно, — подтвердила мать мои слова. — Я уже сделала больше половины. Посмотришь, как получается. И с Тони познакомишься.
— Кто это Тони?
— Мистер Энтони Таттертон, хозяин усадьбы. Впрочем, если не хочешь ехать, я не заставляю.
— Да что ты, мама! Я мечтаю увидеть твою работу.
— Ну и отлично! — улыбнулась она. — А теперь одеваться, пока отец до дыр не исшагал пол.
Я засмеялась, представив бедного папочку, и подумала, что скоро ему предстоит жить с двумя взрослыми женщинами — женой и дочерью. Никогда я не смогу причинить боль этому замечательному человеку. Никогда не смогу обмануть его или обидеть. Какое это, наверное, счастье — жить с любимым человеком, доверять ему, беречь его…
Я быстренько надела новый бюстгальтер, натянула свитер, юбку, зачесала назад волосы, накрасила губы — точь-в-точь как велела мама. Оставалось надеть только туфельки на каблуках. Глянув на свое отражение, я изумилась. Неужели это я? Будто по мановению волшебной палочки я из девчонки превратилась в юную женщину. Незнакомые люди, наверное, даже не догадаются, сколько мне лет. Здорово! И немного страшно. Выгляжу взрослой, но смогу ли держаться по-взрослому? Я всегда внимательно наблюдала за тем, как ведет себя в обществе мама, как ей удается играть сразу несколько ролей и быть то веселой и беспечной, то строгой и элегантной, даже царственной. И всегда — красивой. Мама постоянно была в центре внимания. Стоило ей войти в комнату, как все мужчины замолкали и словно по команде поворачивались к ней.
Неужели сегодня все люди в
Спускаясь вниз, я изнемогала от неуверенности и страха. Папа будет первым мужчиной, который увидит меня такой. И пока для меня нет мужчины дороже. Мама еще не была готова. Отец сидел в своей конторе, просматривал какие-то бумаги. Два года назад мама переделала по своему вкусу весь дом, за исключением служебных комнат отца. Здесь все оставалось по-старому: на полу лежал поблекший огромный ковер, вызывающий у мамы огорчение, стоял массивный письменный стол, весь в царапинках и чернильных пятнах, но отец не позволял ничего менять. Его кабинет казался тесным из-за бесчисленных книг и моделей пароходов, которые красовались на каждой полке. Мебели было мало: кроме письменного стола только узкий кожаный диван, скрипучее кресло-качалка и овальный столик. Комнату освещала старинная медная лампа.
Украшением кабинета служили лишь картины с изображением кораблей, морей, причалов. И портрет деда, старого ван Ворина, который умер до моего рождения. У деда было суровое, обветренное лицо и пронзительные ясные глаза. Папа говорил, что он похож не на отца, скорее, на мать, которой я тоже не помню. Я видела лишь фотографии этой милой миниатюрной женщины. Видимо, от нее папа унаследовал уравновешенный нрав и сдержанные манеры.
Я часто и подолгу изучала фотографии отцовских родственников, пытаясь найти в них сходство с собой. Иногда глаза его матери напоминали мои, а иногда казались совершенно отличными от них.
Папа не тотчас оторвался от работы, медленно поднял голову и будто не сразу узнал меня. А потом быстро встал. Лицо его оживилось.
— Ну как я тебе нравлюсь, папа? — неуверенно спросила я.
— Ты… Господи, какая ты взрослая. И что это мама с тобой сотворила?
— Нравится? — забеспокоилась я.
— О, да! Конечно. Я как-то не замечал, что ты растешь красавицей, Ли. Пожалуй, пора забыть, что у меня есть маленькая девочка. — Он все смотрел и смотрел на меня. Я смутилась, вспыхнула. — Что же, теперь со мной будут две очаровательные дамы. Это чудесно.
Папа подошел, обнял меня и поцеловал в обе щеки.
— Папа, ну правда, я ничего выгляжу? — теребила я его.
— А как же! Я бы сказал — не то слово. Ты выглядишь просто замечательно. Так-так, а теперь посмотрим, сколько еще времени придется ждать нашу мамочку.
Мы вышли в холл. Но мама уже спускалась. Она была, как всегда, великолепна. Глаза сияли, фарфоровое лицо обрамляла мягкая копна волос. Мама подмигнула мне и молвила, покосившись на отца:
— Видит Бог, Клив, по случаю такого торжества ты мог бы сменить повседневный костюм на выходной.
— А я сменил! — весело возразил отец.
— Сразу и не скажешь, — с сомнением покачала головой мама и потрепала меня по волосам. — Ну, как тебе наша Ли? Красавица, правда?
— Настоящая красавица. Сногсшибательная. Налицо преемственность поколений, — заявил отец, но мама поморщилась. Он заметил это и поспешно добавил: — Вообще-то ты так молода, что не скажешь, будто это твоя дочь. Вы, скорее, как сестры.
Мама засияла и прошептала мне: