Паутина и скала
Шрифт:
Эстер знала их всех, и когда она расхаживала по проходам, Джордж видел, как ее повсюду приветствуют люди, стремящиеся пожать ей руку, сказать похвалу. И слышал ее голос, чуточку по shy;вышенный, еврейский, слегка удивленный и протестующий, но исполненный восторженной пылкости, дружелюбно произнося shy;щий: «О, привет, мистер Флигельхеймер. Миссис Флигельхеймер и Рози приехали?.. О, неужели вы действительно так считаете?.. Нравится вам – а?»
Тон ее был радостным, чуть ли не ликующим, она жадно по shy;давалась вперед, словно хотела принять еще похвал, если предло shy;жат.
Потом, все еще лучась
– О, Эстер! – громко шептал он. – Тфои декорации! – Зака shy;тил глаза в безмолвном восторге, потом гортанно прошептал в упоении: – Тфои декорации префосходны! Префосходны!
– Ты действительно считаешь так, Макс? – произнесла Эс shy;тер высоким, взволнованным голосом, сияя от удовольствия. – Нравятся они тебе – а? – воскликнула она.
Макс лукаво огляделся по сторонам и понизил голос до еще более напыщенного шепота.
– Они самое лучшее ф спектакле! – прошептал он. – Ей-бо shy;гу, я не стал бы этим шутить! То же самое я гофорил Лене как раз перед тфоим приходом. Сказал ей – спроси сама, так ли это – сказал: «Лена, клянусь Богом, она фсех остафила далеко позади, ф этом деле ей нет рафных!».
– О, Макс, я очень рада, что они тебе нравятся! – восторжен shy;но воскликнула Эстер.
– Нрафятся! – пылко произнес он клятвенным тоном. – По shy;слушай! Я без ума от них. Я люблю их, честное слофо! Ф жизни не фидел ничего лучшего!
Потом в зале стал гаснуть свет, Эстер подошла и села рядом с Джорджем. Он взял ее за руку и с иронией пробормотал, пере shy;дразнивая Макса:
– Ой! Тфои декорации префосходны! Префосходны!
И почувствовал, как ее тело дрожит от смеха, она обратила к нему лицо, столь раскрасневшееся от веселья, что даже в гасну shy;щем свете это было видно.
– Ш-ш! – произнесла она сдавленным шепотом. – Я знаю! Знаю! – И продолжала с претензией на сочувственную серьез shy;ность: – Бедняги! У них были самые лучшие намерения – они не представляют, как это звучит.
Однако восторг ее был столь явным, что Джордж язвительно пробормотал:
– И тебе это очень неприятно, так ведь? Господи, до чего же неприятно! Тфои декорации префосходны! Тфои декорации пре shy;фосходны! Черт возьми, ты упивалась этим!
Эстер попыталась взглянуть на Джорджа протестующе, одна shy;ко ее радость и ликование были чересчур сильны. В уголках ее губ задрожала восторженная улыбка, она засмеялась слегка вор shy;кующе, с торжеством, и крепко стиснула его руки.
– Вот что я тебе скажу! – восторженно прошептала она. – Заморочить голову твоей маленькой Эстер не так-то просто! – Потом улыбнулась и спокойно призналась: – Нам всем это нравится, разве не так? Говори что угодно, но слышать это приятно!
И внезапно Джорджа охватила громадная волна любви и неж shy;ности к ней. Он любил ее, потому что она была такой маленькой,
Когда спектакль кончился, Джордж мельком увидел Эстер в фойе, принимающую с радостным лицом поздравления и ком shy;плименты, окруженную членами семьи. И ощутил ко всем ним приязнь и уважение. Они стояли вокруг нее, стараясь выглядеть равнодушными и учтивыми, но в каждом из них – в муже, в сестре, в дочери – сквозили огромная, спокойная гордость, чувст shy;во радости, ласкового, нерушимого согласия.
Надутые от собственной власти, презрительные от богатства и спеси, великие евреи и христиане мира сего проходили мимо в сопровождении вызывающе красивых жен, производя впечатле shy;ние грозной, неодолимой силы. Однако при строгом, придирчи shy;вом сравнении Джордж видел, что все их спесь, презрение, власть ничто перед малейшей черточкой ее лица, что вся их вы shy;зывающая красота блекнет, становится сухой, безжизненной пе shy;ред великолепием ее маленькой фигурки.
Ему казалось, что в одном уголке сердца богатства у нее боль shy;ше, чем во всех их сейфах и сокровищницах, в одном ее дыхании больше жизненной силы, чем они вложили в громадные тверды shy;ни власти, больше величия в этом живом особняке из плоти, ко shy;стей и огня, чем во всех шпилях и бастионах их огромного горо shy;да. И все они со всей их пышностью, великолепием стали в его глазах серыми, ничтожными, и ему стало ясно, что никто в мире не может сравниться с Эстер.
Джордж не знал и не хотел знать, насколько она замечатель shy;ная художница, к какому роду относится ее искусство, если это искусство. Однако после строгих, бесчисленных сравнений Джордж был убежден, что она великая женщина, как бывают иногда уверены люди, что некие мужчина или женщина «вели shy;кие», невзирая на славу или ее отсутствие, на то, есть ли у них си shy;лы или талант, способные принести им славу.
Джорджу было все равно, что за работу она сделала: только ему в ту минуту казалось, что любая ее работа, все, чего касалась она, – еда, одежда, краски, книги и журналы в комнате, разме shy;щение картин на стенах, расстановка мебели, даже кисти, линей shy;ки и циркуль, которыми она пользовалась при работе -мгновен shy;но наполнялось явным, неповторимым волшебством ее прикос shy;новения, блеском, ясностью и красотой характера.
И однако же, несмотря на всю любовь к ней, Джордж на миг ощутил леденящую тень того кольца вокруг сердца.
30. ПЕРВАЯ ВЕЧЕРИНКА
Миссис Джек знала всех, кто представлял собой хоть что-то в искусстве, и теперь Джорджу предстояло увидеть этот блестящий мир во всей его подлинности. Однажды она пришла к нему пыл shy;ко раскрасневшаяся и сказала, что его приглашают на вечеринку: пойдет ли он?
Поначалу Джордж проникся неприязнью и подозрительнос shy;тью. Со всей мучительной застенчивостью юности он взирал на нее эти воображаемые великолепия пренебрежительно, отчуж shy;денно, потому что сердце его тянулось к ним. Однако, слушая Эстер, смягчился и согласился. Он был тронут этой пылкой воз shy;бужденностью, ощутил ее приятную заразительность, от ее го shy;рячности сердце его забилось быстрее.