Паутина и скала

Вулф Томас

– И ты было там?

– Да! Целиком и полностью.

– И погруженное в бездны времени и памяти?

– Нет-нет, это была твоя роль – из этих бездн и стал появ shy;ляться

впервые слепой, неотвязный Червь. Но я было там, было там – да, с пухлыми ножками, в корзине, чувствующее свет.

– Свет уходит, свет возвращается – печаль, надежда…

– Это порождения Червя, они твои, твои – не мои. Мое солнце.

– А печаль, Тело, когда оно исчезло?

– Иногда неприятные ощущения – не печаль. Печаль – это Червь.

– Ты ревело?

– А как же! Когда бывало грязным, испачканным, против shy;ным, мокрым, голодным, обделавшимся! Ревело! Ревело! – Да! Ревело, требуя утешения, тепла, облегчения, сытости, сухой под shy;стилки – солнца!

– А потом?

– Потом уже нет, уже нет. Жило только Сиюминутным. Хорошее было время.

– Хорошее время – это…

– …это время, когда на свете жил-был малютка-мальчик,- сказало Тело.

– То время хорошее, потому что тогда появлялся солнечный

свет и падал на веранду, тогда были шаги мужчин, шедших домой в полдень, запахи рыхлой земли и табака, струйки табачного ды shy;ма из ноздрей, складки на горле, вялые, толстые, неприятные женщины в отсыревших халатах, с тюрбанами из кухонных поло shy;тенец, томительная скука обыденности, влажная ботва репы, проветривание домов по утрам, перевернутые матрацы, выбитые ковры, теплый привычный запах земли и настурций, мысль о комнатах, их приятных застарелых запахах, внезапная гнетущая тишина после того, как прошел трамвай, и какое-то тоскливое чувство надежды, что скоро полдень.

– Это все было твое – извивы Червя, – сказало Тело.

– А потом опять корова Крейна и утро в джунглях памяти с множеством жизней-и-смертей в далеком прошлом, с мыслями о завывании зимнего ветра в дубовых ветвях, с множеством сол shy;нечных лучей, появившихся и исчезнувших с утра, с отзвучавши shy;ми голосами – «Сынок, ты где?» – давно скончавшихся в горах родственников… То было хорошее время.

– Да, – сказало Тело. – Только – домой возврата нет.