Паутина удачи
Шрифт:
– Хватит выбалтывать умные вещи на чужой территории, – строго велел человек в форме тайной полиции. – Забираем его – и в столицу. Так, сударыня Соломникова Береника Николаевна, вы желаете вернуться домой?
– Конечно.
– Вот ваши документы. Извольте немедленно покинуть территорию Франконии, ваше право на пребывание здесь не подтверждено послом и иными официальными лицами.
И никто меня не подумал арестовывать, вот ведь как хорошо! Отец посадил на сгиб руки, как маленькую, и побежал по лестнице вниз. Сзади громыхал ступенями Леха. Мы выскочили на улицу, в синий, заснеженный
– Извольте одеться. Я собрала ваши вещи, сударыня, – сухо, вежливо и безразлично, как и подобает служащей уважающего себя посольства, сообщила она.
Франконка сунула в руки Лехе ручку тяжеленного саквояжа из гобеленовой ткани и пошла прочь, прямая и строгая. Вся из себя сплошное женское равноправие… Я даже не смогла с ней нормально попрощаться. Не поблагодарила за безумно щедрый подарок, никак не совместимый с их привычками и обычаями. Франконцы ведь, по слухам, за праздничным обедом платят каждый за себя. А тут истинно наша щедрость. Все пошитые для меня наряды – в саквояже, я сразу поняла. И отныне они окончательно и безоговорочно мои собственные. Даже, я уверена, копия нового замечательного платья, выкупленного для вывоза во Франконию у Валентины Ушковой.
Мы вышли за ворота посольского замка. Лешка завел огромный автомобиль с эмблемой колледжа магов на капоте и гордо устроился за рулем. Мы с отцом сели сзади – пассажирами. Магический камин жарко отапливал салон, я не мерзла даже в домашних туфельках.
– Как дела с удачей? – спросил отец, когда мы отъехали достаточно далеко.
– Пусто. Не ощущаю ровно ничего.
– И хорошо. Ты надорвалась, восстановление должно быть длительным и постепенным, иначе вовсе утратишь дар, приобретя взамен бесконечную и с ума сводящую головную боль.
– Пап, а Шарль ведь на самом деле не такой, каким выглядит?
– Не такой. Он джинн. Маг, его стихия – воздух, к тому же он еще и пси неплохого уровня. Только их так странно и страшно учат… Самих уродуют, а потом они портят жизнь людям вокруг. Бесконечная самовлюбленность и полнейшая самоуверенность. Они очаровывают людей и используют их, маскируют правду и даже умудряются прятать свое присутствие.
– Гнусный птицелов, – прищурилась я, полностью осознавая его роль.
– Именно так. Ели бы ты поддалась его обаянию, ты служила бы ему, забыв себя, до полного исчерпания дара. Так было с женщиной по имени Мишель. Она жила в Ликре. Потом бросила все, разрушила семью, оставила годовалого ребенка голодным в пустом доме.
– Ужасно. Шарль показывал мне ее изображение на картине. Такая красивая женщина, уверенная в себе, сильная.
– Моя мама Леопольда знала Мишель. Когда ее увезли, Лео помчалась следом. Нашла свою подругу лишь пять лет спустя, к тому времени маленькая победоносная война уже позволила Франконии присоединить мятежные южные провинции, не пожелавшие быть частью республики. Тогда же, кстати, погиб последний отпрыск королевского рода старой Франконии.
Глупо было снова говорить «ужасно». Я передернула плечами и уткнулась в отцову руку. Нашла его ладонь и, развернув к свету, внимательно прочертила линию
– Лео нашла Мишель в клинике, специализирующейся на расстройствах рассудка, забрала оттуда и сама с нею занималась. Писала мужу Мишель. Он не приехал и не простил. Я был еще мальчишкой, мама велела мне найти его и натравить на упрямца нашего дорогого Фредди.
– Фамильное привидение фон Гессов?
– Именно. Фредди не может сам посетить дом, где не бывал при жизни, пока туда не приедет его потомок и не пригласит «дядюшку» в гости. Я пригласил. Он явился и так запилил беднягу, работая его ночной совестью, что художник уехал-таки к своей Мишель. Последние годы они жили тихо и вполне счастливо. Он часто рисовал природу Ликры, по памяти.
– А ребенок?
– Вроде бы мальчик погиб. Но в этой истории все так непонятно… Лео нашла его и доставила в больницу, а сама уехала за Мишель. Мальчика передали в сиротский дом, где он и скончался, по словам воспитателя. Маму бы спросить, но Леопольда не вернулась из Франконии. Хотя в нашем роду живут долго и она была еще довольно молода, после всех бед ее след затерялся. – Отец задумчиво прищурился, а потом знакомо хохотнул: – Ренка, а ведь Шарль мог считать тебя внучкой Мишель. Сколько ни тверди иноземцам, что дар птицы не наследуется, не верят!
– Да ну его! Гнусь.
Лешка рассмеялся. Оглянулся на нас, подмигнул и отметил, что обычно девушки до последнего жалеют несчастных красавчиков, а я, дескать, сама отправила Шарля в тюрьму и обрекла на длительное расследование, которое, не исключено, закончится для маркиза поездкой на север с целью заготовки дров. И сижу без тени раскаяния.
– Ему пойдет на пользу, – упрямо буркнула я. – Когда самого стукнет как следует, то научится понимать, какую боль другим причинял. Если он еще способен учиться и меняться. Кстати, я бы хотела навестить его разок.
– Учту и сообщу Евсею Оттовичу. Ух и рад он теперь! Магическая полиция в ус не дует, а меж тем на территории Ликры стоит башня джинна, который направо и налево очаровывает людей, шпионит и гадит нам. Вдова сотрет первого мага в порошок и отправит валить лес. Спорим?
Я вяло усмехнулась. Без привычной удачи – неуютно. Сейчас со мной можно спорить, я не вижу ни зеленого бильярдного поля с шарами, ни игры теней и света. Мне, если честно, это даже нравится – быть нормальной, как все. И, выражаясь словами Мари, не выбирать. Иногда можно позволить себе такую слабость, особенно сидя в уютной машине ректора Юнца рядом с папой.
– Пап, а как там наша Лена и почему тебя зовут Николаем, хотя ты называешь мамой Леопольду?
– Это хороший вопрос, Рена! – оживился он.
И стал рассказывать. Вроде бы между делом снял с моего плеча пушинку и сжал в кулаке. А когда снова раскрыл ладонь, она оказалась пустой… Вот пусть теперь попробует сказать, что он не маг! И что его, бездарного, выгнали со второго курса. Впрочем, в машине все свои. И мне говорят исключительно правду и ничего, кроме правды. Это так приятно ощутить после замка Ле-Буш, где понятия не имеют, что такое честность.