Паутина

Калугин Алексей Александрович

– Но если мы выбрались из этого колодца, выходит, он не бездонный.

– Он бездонен для того, кто находится наверху.

А для того, кто внизу, это путь наверх.

– Но для того, чтобы оказаться внизу, нужно спуститься сверху.

– Вам этого делать не пришлось.

– То есть ты хочешь сказать, что этот колодец работает только как выход?

– Вообще-то, я не это имел в виду, – потянул себя за ус Эстебан. – Но почему бы и нет? Вы же сами сказали, что сначала никакого выхода не было, а потом он вдруг появился.

– И что это значит?

– Понятия не имею.

– По

всей видимости, это одна из форм искривления пространства, – предположил Осипов. – Колодец Душ является той самой точкой геометрии Лобачевского, не лежащей на основной прямой, через которую проходят по крайней мере две прямые, лежащие с основной прямой в одной плоскости и не пересекающие ее.

– А попроще это нельзя объяснить? – смущенно улыбнулся Брейгель. – Звучит-то оно, конечно, красиво, но суть вот так, с ходу, уловить трудно.

– Две прямые пересекаются в одной точке, а потом идут в разные стороны. Этой условной точкой является Колодец Душ. Когда Эстебан кидает монету сверху, она катится по прямой А, когда же мы снизу смотрим вверх – мы находимся на прямой В. В принципе, таких прямых может быть больше двух.

– А при чем тут третья прямая? С которой две другие не пересекаются?

– Прямая, с которой все остальные не пересекаются, – это объективная реальность. В которой не существует ни бездонного Колодца Душ, ни многомерного подземелья.

– Вот это уже понятнее, – кивнул Камохин.

– Точно! – указал на Осипова пальцем Эстебан. – Так оно и есть! И я уверен, что Гюнтер Зунн именно этот колодец искал! А ключом к нему является камень с изображением паука!

– Нет, – отрицательно качнул головой Осипов. – Зунн ошибался. Камень – это не ключ, а только подсказка, указывающая на пирамиду, рядом с которой находится колодец. А ключ – вот он, – квестер достал из кармана пакаль с изображением паука. – Видимо, в конце концов Зунн понял это и сумел открыть колодец в Гоби.

– Зунн искал колодец, а может быть, даже пытался открыть его с помощью своих магических ритуалов в Храме Паука. В то время как он находился совсем неподалеку. – Эстебан весело рассмеялся. – Ему нужно было не корчить из себя высокомерного аристократа, а спросить у меня. Я бы ему показал.

– Я так понял, Колодец Душ существовал еще до образования аномальной зоны? – спросил Орсон. – Как такое может быть?

– Возможно, это был один из точечных разломов, породивших эдакую локальную аномалию, – предположил Осипов. – Почти незаметную, пока в нее монетку не кинешь.

– А может быть, к этому приложили руку «серые», – заметил Брейгель. – Они могли использовать подземелье в своей Игре.

– Кто такие «серые»? – живо заинтересовался Эстебан.

– Лучше и не спрашивай, – безнадежно махнул рукой Камохин. – Мы и сами не знаем.

– Ну что ж, – Эстебан посмотрел на темное небо и поднялся на ноги. – Пойду посты проверю.

Он понял, что ненароком затронул тему, которую обсуждать с ним не собирались. Да, в общем-то, ему было и не особенно интересно, кто такие эти «серые». Его сейчас интересовали только чупакабры. В преддверии грядущей битвы адреналин уже играл в крови и усидеть на месте был непросто. Да и посты действительно

нужно было проверить. Жители Сан-Хуан-Ла-Харосы все же не были профессиональными служаками, а потому могли с некоторым небрежением отнестись к порученным им заданиям, в которых не видели особого смысла. Расставить посты решил алькальд. Зачем? Для порядка! Необходимости в этом особой не было, а может быть, и вовсе никакой, но когда каждый человек стоит на своем посту – это дисциплинирует, сплачивает и укрепляет стабильность. А стабильность, как говорил один национальный лидер, – это основа основ и самый прямой путь к процветанию. Правда, он плохо кончил. Так и не дождавшись результатов своей мудрой политики. Ну так это ж уже потом. А до этого все у него было стабильно. Даже очень.

Ночь уже почти вступила в свои права. Идя по дорожке, тянущейся через кофейную плантацию, еще можно был узнать в лицо встречного, если, конечно, он был тебе знаком, а вот под сенью деревьев оставалось довольствоваться лишь контурами фигуры сидящего рядом человека. Или включить фонарь. Камохин так и поступил. Включил фонарь и сунул его в развилку между стволом и веткой дерева.

Скоро должны были прилететь чупакабры. И тогда – начнется!

– Ян, – прикрыв глаза от света, посмотрел на фламандца Орсон. – Ты поинтересовался моим мнением насчет защиты редких животных. Могу я задать тебе такой же прямой вопрос?

– Всегда пожалуйста, Док, – открыто улыбнулся стрелок.

– Кто ты по национальности?

Улыбка исчезла с лица квестера.

– В каком смысле?

– В самом прямом и определенном. Я – англичанин, Камохин с Осиповым – русские. А ты?..

– Я – фламандец!

– Ты такой же фламандец, как я – папуас.

– Да с чего ты это взял? – вскинулся Брейгель.

– Послушай, Док… – попытался было вмешаться Камохин.

Но взмахом открытой ладони Орсон попросил его умолкнуть.

– Я ничего не имею против папуасов, – заверил всех присутствующих биолог. – Но поскольку уж мы работаем в одной группе и, как я полагаю, планируем и в дальнейшем не расставаться надолго, я хотел бы, чтобы между нами не было каких-то секретов и недомолвок, которые могут здорово осложнить всем нам жизнь в дальнейшем.

– У каждого есть секреты, – сказал Осипов.

– Несомненно, – согласился Орсон. – Я ведь не спрашиваю Яна, чем закончилось его свидание с той рыженькой связисткой, на которую он глаз положил.

– Ну, знаешь!.. – возмущенно воскликнул Брейгель.

– Вот именно! – взмахом руки остановил его Орсон. – Я этого не знаю и знать не хочу! Потому что это меня не касается. Но я хочу знать, почему ты скрываешь от нас свою национальность?.. Это что, какая-то ужасная семейная тайна?

– С чего ты взял, что он не фламандец? – стараясь сохранять спокойствие, спросил у биолога Осипов.

– Он давно намекает на то, что я слишком хорошо знаю русский, – ответил Брейгель.

– О, нет! – Орсон вскинул сразу обе руки с открытыми ладонями. Как будто собирался поиграть в ладушки. – Любой язык можно освоить в совершенстве. Даже русский. Но думает человек, – англичанин коснулся указательным пальцем виска, – на своем родном языке.