Паутина
Шрифт:
– Мысленно мы между собой общаемся по-русски, – заметил Камохин.
– Да, но для этого мне, например, приходится постоянно напоминать себе, что нужно думать по-русски. И то, как все вы могли заметить, я то и дело сбиваюсь на английский. То же самое и с Эстебаном. А вот Ян думает по-русски так же чисто, как и говорит. За все то время, что мы находимся в Гватемале, у него в голове ни разу не промелькнула ни одна мысль пофламандски…
– Вообще-то, во Фландрии говорят на нидерландском, – заметил Брейгель.
– Да какая разница, – слегка поморщился Орсон, – на нидерландском, немецком или французском. Ты
Брейгель улыбнулся, немного смущенно, немного растерянно и самую малость обиженно, и развел руками.
– Можешь не отвечать, – сделал предостерегающий жест Камохин.
– А! – указал на него пальцем англичанин. – Так ты знаешь, в чем тут дело!
– Нет, не знаю, – мотнул головой стрелок. – Но считаю, что Ян имеет право не отвечать. А мы не имеем права копаться в личной жизни друг друга.
– Это как сказать, – англичанин скрестил руки на груди.
Давая тем самым понять, что, мол, sapienti sat.
– Бамалама, если для кого-то это имеет принципиальное значение, я действительно не фламандец. – Брейгель улыбнулся и поднял руки, как будто сдаваясь в плен. – Я не собирался никого вводить в заблуждение. Документы у меня порядке, и по ним я фламандец. Так уж исторически сложилось.
Брейгель щелкнул пальцами и крутанул кистями рук, как будто собирался станцевать фламенко.
– Кто же ты на самом деле? – спросил Осипов.
– Это довольно длинная и запутанная история. – Брейгель вновь попытался что-то изобразить кистями. – Я…
– Чупакабры! – раздался крик одного из постовых. – Летят!
– Хорош трендеть. – Камохин схватил автомат и подсумок с запасными обоймами. – За работу!
Вот оно и началось.
Глава 44
Коза жалобно заблеяла и пригнула голову, завидев вынырнувшую из темноты чупакабру.
Впрочем, козы всегда блеют жалобно. Такая уж у них манера. Что бы ни случилось, блеять нужно жалобно и тоскливо, чтобы показать, какое ты несчастное создание и как несправедлива к тебе суровая жизнь. В этом жестоком мире каждый выживает как может.
Одни нападают, другие обороняются, третьи взывают о помощи.
Жалобное блеяние не спасло бы козу, если бы чупакабра действительно вознамерилась высосать из нее кровь. Однако кровожадная тварь была нацелена на тыкву, набитую горячими углями, которую держал на колу охотник. Индейцу сделалось не по себе, когда он увидел, как вынырнувшая из темноты чупакабра сложила крылья и камнем рухнула вниз, прямо на него. В конце концов, он ведь был всего лишь фермером, выращивающим кофе и разводящим коз, а вовсе не охотником на монстров. Невольно он присел на корточки. Но кол с насаженной на заостренный конец тыквой продолжал держать высоко над головой. Он четко уяснил, что только в этом заключается его спасение. Не будет горячей тыквы – чупакабра свернет голову ему.
В конечной точке своего падения чупакабра резко раскинула крылья в стороны. Скорость падения упала почти до нуля. На миг похожая на гигантский зонт тварь зависла, замерла в воздухе. И одновременно с этим метнулся вперед вымяобразный вырост с разверстым зевом и торчащими по сторонам загнутыми крючьями.
Охотник втянул голову в плечи. И чуть было не закрыл глаза от испуга. Но вовремя сообразил, что не видя,
Пурпурный зев чупакабры обхватил тыкву. Он, как чулок, будто натянулся на нее. Мышечное кольцо сжалось. Страшные крючья впились в деревянный кол.
Трудно сказать, поняла ли тварь, что совершила досадный промах, обернувшийся фатальной ошибкой. Что внутри у нее оказалась нечто совершенно несъедобное. Скорее всего, у нее не оказалось времени на то, чтобы осознать собственный промах и оценить, хотя бы чисто умозрительно, чем он может для нее обернуться. С гортанным криком, будто закипающим у него в горле, индеец выпрямил согнутые колени и изо всех сил толкнул кол вверх. Проткнув тыкву, острие кола ткнулось в твердую костяную пластину, прикрывавшую внутренности чупакабры сверху. Тыква лопнула, и горячие угли высыпались в полость зева. Пытаясь вырваться, тварь взмахнула крыльями, такими огромными, что края их царапали по земле. Но в этот миг сработал спрятанный в тыкве капкан. Четыре острые металлические распорки, прикованные к кольцу, надетому на кол, разошлись в стороны, раздирая чупакабре внутренности. Одна из них даже прошла насквозь вымяобразный вырост, и на серую полотняную рубашку индейца закапала кровь.
Охотник налег плечом и начал валить кол на землю вместе с насаженной на него тварью. Чупакабра отчаянно взмахнула крылом, пытаясь удержать равновесие. Край крыла уперся в землю, но кости распорок, на которых была растянута кожистая перепонка, оказались слишком тонкими. Крыло подломилось, и тварь рухнула на землю. Вынырнув из-под лиственных покрывал, к ней уже бежали несколько человек, вооруженных баграми и кошками на цепях. Железные крючья вонзились в податливую плоть, накрепко пригвоздив кровожадную тварь к земле. А после этого в ход уже пошли колья и бейсбольные биты.
Коза, привязанная к вбитому в землю колышку, с отчаянным блеянием непонимающе носилась по кругу. Ей определенно не нравилось то, что происходило.
– Эй! Не горячитесь! – через Эстебана мысленно окликнул охотников Орсон. – Нам нужны живые чупакабры!
– Еще будут! – мысленно сказал кто-то.
И он был прав. Это был только начало.
Следом за первой атаковала горячую тыкву другая чупакабра, оказавшаяся еще больше своей предшественницы. Ей даже удалось приподнять над землей отчаянно вопящего и изо всех сил цеплявшегося за кол индейца. Но на помощь к нему подоспели односельчане. Кто-то ловко кинул кошку, зацепившуюся за костяную пластину твари. Сразу несколько человек повисли на цепи и совместными усилиями завалили крылатого кровососа на землю. Ну а на земле участь его была предрешена.
Схватки с прибывающими чупакабрами вспыхивали то в одном, то в другом конце загона. Охотники, приманивающие кровососов, едва успевали взводить капканы и надевать на колья новые тыквы.
Козы, обезумевшие от гвалта и всеобщей суеты, метались с отчаянным уже, а вовсе не с несчастным блеянием. Пара человек свалились, споткнувшись о натянутые ими веревки. И алькальд, наблюдавший за битвой, как и полагает стратегу, со стороны крытых загонов, отдал команду увести несчастных животных. Нужды в которых, похоже, уже не было.