Паутина
Шрифт:
— Но у вас бывают офицеры…
— Нет, — перебил лейтенанта мастер. — Натурой не беру. Только по прейскуранту и только деньгами. А вы правильно делаете, что не курите.
Костас прикурил, и крохотная конторка сразу наполнилась едким запахом чадящей махорки.
Пикаеву этот человек нравился. Держался он с достоинством, разговор вел по-деловому, а последняя реплика о прейскуранте позволяла предположить в нем человека добросовестного и честного.
— Вы тогда работали один?
— Да, конечно. Фотография была совсем крохотная, но клиентура шла густо. Жизнь наладилась хорошая,
— Эти тоже, наверно, ради памяти.
— Вряд ли я что-нибудь вспомню по поводу этих клиентов, — кивнул Костас на фотографию, лежавшую на столе. — Но раз вы на меня рассчитывали, то я постараюсь вам все-таки помочь. Давайте сделаем так: я пересниму эту фотографию и выставлю ее на своей витрине. Может, кто-нибудь заинтересуется моими бывшими клиентами, потому что если ими занимаются органы милиции да еще в такое время, то, значит, может заинтересоваться и другая сторона. Может, кто-нибудь придет и спросит у меня, откуда я ее взял или еще что-то в таком роде.
Лейтенант помолчал. В предложении мастера, конечно, был резон, но имеет ли право Заурбек подвергать фотографа риску? Кто знает, какие обстоятельства связывают этих людей, для кого они могут еще представлять повышенный интерес? Но, с другой стороны, сейчас как раз возникла такая ситуация, когда он может прибегнуть в своей работе к помощи человека, как говорится, от населения. Разве не такие вот случаи имеются в виду, когда говорят о народной поддержке в работе чекистов?
В конторку заглянул паренек лет пятнадцати, которого Костас отрекомендовал как своего «юного друга». В салоне мастера ждали клиенты.
Извинившись, мастер вышел. Пикаев положил фотографию в карман гимнастерки. Хотя он уже и решил не подключать к делу фотографа, движения его были неуверенными. Заурбек встал, направился к двери, затем вернулся и снова опустился в кресло. Отказываться от помощи Костаса очень не хотелось. Надо было все-таки как следует обдумать. Чем рискует Костас, выставляя фотографию? Заурбек усмехнулся, поймав себя на уловке. Если бы он знал, какой конкретной опасности может подвергнуть фотографа, было бы куда легче принять решение. Тем более, что он практически ничего не знает о Костасе. Надо было все-таки навести справки об этом мастере. Впрочем, уже то, что он в военное время во фронтовом городе заведует фотоателье — вполне солидная рекомендация. Кого попало сюда, конечно, не поставят.
Заурбек огляделся. Везде были фотографии: на стенах, под стеклом на столе мастера…
Вошел Костас. Заурбек нерешительно поднялся с кресла.
— Я, пожалуй, пойду. Не хочу подвергать вас риску. С какой стати вы должны рисковать?
Приветливая улыбка слетела с лица мастера. Последние слова лейтенанта явно обидели Костаса.
— С той стати, молодой человек, — заговорил он, — что я советский гражданин и, как таковой, по велению души своей и сердца хочу вам помочь, где могу. К тому же многие годы я сотрудничал с уголовным розыском милиции в качестве фотографа. Пожалуйста. Костас протянул лейтенанту сильно потертое удостоверение внештатного сотрудника уголовного розыска.
— А насчет риска не беспокойтесь.
— Если так, — обрадовался лейтенант, — то это замечательно! Пожалуйста.
Костас взял у Пикаева фотографию и вышел. Минут через пять он вернулся.
Заурбек уходил из ателье с таким ощущением, будто оставлял здесь человека, которому верил, как самому себе.
Время уже приближалось к полудню. В город Пикаев приехал на той же лошади, на которой добирался сюда и Золотов. Конечно, лейтенант не мог разъезжать здесь верхом, поэтому оставил свою лошадь у родственников, живших на площади Штыба.
Попрощавшись с ними, Заурбек вскочил в седло и ускакал. Он очень спешил, полагая, что и без того излишне задержался в городе. В глубине души Пикаев был уверен, что он не ошибся, доверившись Костасу и что Золотов останется довольным его действиями в фотоателье. Последнее имело для Заурбека особенно важное значение. У Золотова была возможность не только помочь ему сняться с брони и призваться в армию, но даже перевестись на службу в органы госбезопасности.
С первых же дней знакомства с Заурбеком Пащенко взял над ним шефство. Не боги горшки обжигают, говорил он, в милиции работают такие же чекисты, что и в органах госбезопасности и что при желании «перейти из одного качества, в другое — не такое уж сложное дело». И когда Пащенко успел прочитать в душе Заурбека его заветное желание?..
Встречный поток движения на Военно-Грузинской дороге был густым и напряженным, но ни суеты, ни нервозности, ни неорганизованности Пикаев не увидел. Движение замедлялось только у контрольно-пропускных пунктов, но эти задержки тоже воспринимались людьми без раздражения, как необходимость, которую не избежать.
Военные, проверявшие документы, работали четко, со знанием дела. Временами они заглядывали в кузова грузовиков, в повозки, телеги, брички — осматривали, ощупывали грузы, проверяли: не прятались ли среди них те, кто хотел избежать проверки документов. Иногда такие попадались. Их ссаживали с транспорта и отводили к начальнику КПП.
Пикаев уже почти миновал селение Балта, когда над дорогой завыла сирена воздушной тревоги. Движение транспорта и людей мгновенно прекратилось. Люди схлынули с дороги по крутому склону к берегу Терека. И почти в то же мгновение раздались первые выстрелы зениток.
Заурбек не рискнул спуститься с конем к реке. Конь мог споткнуться на крутом склоне и покатиться вниз. Успокаивающе похлопывая его по спине, Пикаев стал с ним под защиту высокого борта студебеккера с маскировочной окраской.
Рев моторов самолетов становился все громче, и все чаще били зенитки.
Заурбек обнял коня за шею, словно стараясь унять нервную дрожь животного. Рядом в бричке он увидел мальчика с блестящими черными глазенками, в которых не было и намека на страх. Вдруг из-за машины выскочила женщина. Она выхватила из брички мальчика и исчезла так же внезапно, как и появилась.
Над дорогой раздался особенно пронзительный вой мотора. Конь Заурбека присел на. задние ноги, а потом рванулся в сторону, но лейтенант успел перехватить уздечку и удержать коня.