Паутина

Фарниев Константин Георгиевич

Заурбек, как и прежде, слушал Алешина, не перебивая.

Клиентура забегаловки была в основном постоянная. Особенно в вечернее время. Знакомства с Мишей-носильщиком оказалось вполне достаточно, чтобы Володю приняли, как своего — с полным доверием. Впрочем, этой публике и доверять-то особенно нечего. Народишко там отирается, в основном, никчемный или случайный: тунеядцы, забулдыги вроде Миши-носильщика, которые еще как-то держатся на работе, мелкие базарные воришки, бродяги, заглядывают по вечерам и нищие-шарлатаны.

Тот случай с Сипягиным в забегаловке помнят, потому что как раз на смену впервые вышел новый буфетчик, и его инцидент с Сипягиным рассказывают как анекдот. С кровавой резней на Маркуса это событие не связывают. Они и не знают, что оно имеет отношение к Сипягину.

— Совсем недавно, — продолжал

Володя, — в забегаловке состоялся большой сбор. Было много народу, но все свои. Меня тоже оставили как гостя Миши. Мы с участковым знали об этой затее и решили провести один розыгрыш с участием Сипягина. Я шумно заспорил с Мишей-носильщиком: говорю ему, мол, может, кавказцы и гостеприимный народ, может, и напоят, накормят гостя, но после этого вполне могут бросить его пьяного где-нибудь на произвол судьбы. Со мной, говорю, так поступали на Кавказе не раз. Что там поднялось, вы бы видели! Особенно возмутился какой-то Бечир-уборщик, он подметает на базаре. Шумит! Чего вы слушаете этого приблудного парня! (имеет в виду меня). Он нас грязью поливает, а вы терпите! Чтобы у нас было такое — товарища бросить, с которым пил и хлеб-соль ел?! — Володя порозовел от волнения. Такое необычное дело, связанное с переодеванием и даже актерской игрой. — А тут неожиданно для всех к разговору подключился Сипягин. «Как же, говорит, не было? Совсем недавно, когда я поскандалил с буфетчиком, пили здесь, ели со мной за одним столом, а потом бросили. Это когда новый буфетчик в долг мне выпивку не давал. Нашелся добрый человек, угостил, а я загремел костями в вытрезвителе». И опять взвился этот Бечир. Подскочил к какому-то мужчине и говорит: «Что же ты, Ваган, бросил тогда Колю? Ты же с ним пил, сколько сидел, обнимался и даже вышли вместе».

— Кто этот Ваган? — спросил Пикаев.

— Говорят, был раньше хорошим каменщиком, а потом спился. Сейчас промышляет на базаре спекуляцией разной строительной мелочью. Отирается все время около магазина хозтоваров. Этот Ваган сразу стал такой сердитый. Я на свои, говорит, пил и никого не угощал. Мало ли с кем и откуда я вместе выхожу, что же, я всех должен провожать до дому. Кто угощал, говорит, этого, с того спрашивайте. А буфетчик тоже подтверждает, что не Ваган в тот вечер покупал вино Сипягину, а кто, не помнит, потому что людей в забегаловке было много, и он еще никого не знал. Да и Сипягин вывел его из равновесия своими криками. Помнит только, что кто-то бросил на стойку десятку. Но я этому Вагану все равно не поверил. Неспроста подсел он тогда к Сипягину, завел разговор, обнимался и вместе с ним вышел. Может, Сипягина ждали на улице другие? Я позвонил вам сегодня утром и сообщил, как вы знаете, что выясняю очень важное обстоятельство…

Володя замолчал, а Пикаев терпеливо ждал. В таких случаях он всегда предпочитал не подстегивать людей своим нетерпением.

— Этот Ваган после сходки сразу ушел домой. Я решил, что надо понаблюдать за ним. Ничего особенного. Так же, как всегда, наверное, долго отирался возле магазина, потом сходил в забегаловку, перекусил и — снова к магазину. В забегаловке ни с кем не говорил, вел себя спокойно, был веселый. Похоже, что в деле с Сипягиным случайный человек: посидел тогда с ним за одним столом, ну, вышли вместе, а потом каждый своей дорогой. Если бы он был замешан в таком деле, то, наверное, волновался бы после того разговора в забегаловке.

Пикаев улыбнулся. Сегодня Володя в самом деле позвонил ему, говорил очень возбужденно: был уверен, что напал на след. Он так быстро положил трубку, что Заурбек не успел приказать ему срочно прибыть в министерство.

— Ты, лейтенант, не учитываешь некоторых очень важных обстоятельств, — заговорил Пикаев. — С самого начала, мне кажется, интуиция тебя не обманула. Ваган, наверняка, не так прост, каким себя выдает. Чего ему, в самом деле, рассиживаться с Сипягиным. Они же никогда не дружили, а тут подсел. Потом, если даже Ваган получил задание «обработать» Сипягина, то чего ему паниковать? Мало ли какие разговоры возникают в забегаловке! Так вот, лейтенант, ты забыл, что разговор был затеян тобой специально, и никто другой об этом в забегаловке не знал, Сипягин не в счет. С чего Вагану волноваться, сам посуди? Для них ты всего-навсего случайный человек, хоть и пришел с Мишей-носильщиком. Вот если Ваган узнает, для кого и для чего выудил он у

Сипягина ключ, допустим, так оно и было, тогда он заволнуется и еще как. — Заурбек хотел добавить, что утром Володе надо было сначала как следует доложить о результатах вчерашней работы, а потом уж брать разрешение у него, Пикаева, на слежку за Ваганом, и у них не было бы потерянного дня, но заметил:

— Часто, лейтенант, нам приходится добиваться своих целей в работе сложными, окольными путям, а иногда действуем сразу. Ты не учел обстановку и, возможно, поспешил. Однако не огорчайся. Сейчас ты идешь к Мише-носильщику домой и сидишь там. Я нахожу твоего участкового и даю ему команду, чтобы он сделал обходы по базару, и пусть задержит несколько завсегдатаев забегаловки, которые тунеядствуют на базаре, уже только их тунеядство — нарушение общественного порядка. Возьмет и Вагана. А ты вечерком в забегаловке послушай, что говорят по поводу этих задержаний. А Вагана допросим. И его показания могут дать нам ответ на вопрос: связано убийство на Маркуса с забегаловкой или нет? Даже если он не имеет отношения к делу, то должен помнить, кто встречал Сипягина на улице. Впрочем, его вообще не должны были выпускать на улицу с ключом. Там сложнее, больше случайностей: люди, милиция, одним словом, город. Чудится мне, что Ваган неспроста обнимался с Колей. Что стоило ему при этом засунуть руку в карман пьяному человеку и вынуть ключ. Эти объятия были естественны в забегаловке, и совсем по-другому выглядели бы на улице… Зайди сперва к ребятам в угро милиции, обрисуй им Вагана, пусть подготовят для нас данные о нем. Возможно, он им известен.

Володя встал. Вид у него был унылый.

— Со спором вы придумали неплохо, и результат у вас вышел отличный, — подбодрил его Пикаев. — Как бы ты мог еще выйти на Бечира — единственного, оказывается, человека, который помнит, кто в тот вечер сидел с Сипягиным за столом: пил, говорил с ним, обнимался, выходил на улицу. Так что оснований для больших огорчений у нас с тобой здесь нет. До вечера, лейтенант!

Володя повеселел.

Пикаев проводил его взглядом, поднял телефонную трубку. Сан Саныч не отвечал, а Заурбек хотел спросить у него, звонил ли ему Пащенко. Что-то Саша давно не давал о себе знать. С сотрудниками угро он изучал новые и очень важные обстоятельства. Раскрыть их помогли ветераны органов госбезопасности и милиции, которых Сан Саныч собрал в. клубе чекистов. Он пустил там по кругу копию фотографии, найденной в свое время Пащенко в сторожке лесника Габо, и фотографию человека, который приходил в фотоателье Костаса.

Оказалось, что мужчины, снятые вместе — братья Долидзе. Старший из них в свое время считался богатым купцом, младший Котэ был его компаньоном и приказчиком. Среди ветеранов-чекистов нашлись и те, кто в двадцатых годах экспроприировал богатства купеческого дома.

Глава его сумел убедить органы в том, что все свое добро он сдал добровольно, безоговорочно перешел на сторону Советской власти. На самом деле Долидзе-старший утаил большую часть своих капиталов. Он поддерживал тесную связь с бандитскими шайками, которые действовали в лесах Осетии в первые годы после установления Советской власти на Северном Кавказе, закупал на свои деньги для них оружие, продовольствие.

Купеческий особняк у Долидзе-старшего экспроприировали, выделив его семье небольшой домик, который он превратил в явочную квартиру бандитов во Владикавказе. При разгроме одной из контрреволюционных банд, действовавшей вблизи Владикавказа, открылось истинное лицо Долидзе-старшего, но кто-то успел предупредить оборотня, и бывший купец сумел скрыться вместе с остатками своих капиталов. Органам не удалось доказать участие Котэ в преступлениях его старшего брата. Котэ, жену Долидзе-старшего, а также его малолетнего сына Резо оставили в покое.

Отец Резо объявился во Владикавказе в начале тридцатых годов. В свое время ему удалось уйти в Иран, там он был завербован белогвардейской эмиграцией и послан в Осетию для организации покушений на партийных и советских работников. Однако развернуться Долидзе-старшему не удалось. Он был раскрыт и убит чекистами при перестрелке во дворе дома, где Долидзе-старший скрывался, вернувшись в Осетию.

Котэ в то время лежал в больнице. Он работал грузчиком в продовольственном магазине и незадолго до появления в городе своего старшего брата, разгружая товар, сильно повредил себе ногу.