Паутина
Шрифт:
– Я вам хорошо заплачу, – добавил Виктор после некоторого молчания.
– Хм, – ухмыльнулась Милославская. – Если бы дело было только в этом…
Яна несколько секунд ничего не говорила и смотрела в сторону.
– Почему вы не пошли в милицию? – спросила она, пристально глянув на Синявского.
– Я только что оттуда, – пожав плечами, ответил он.
– Вот как? – гадалка не стала скрывать своего удивления.
– Они, как и я, попытались вас успокоить?
– Нет, они избавили себя от такой любезности. Сказали, что труп в течение нескольких
– То есть как?..
– Если бабуся тихонечко померла на какой-нибудь скамеечке, говорят, то ее непременно кто-нибудь найдет и заявит в органы, – голос Виктора заметно дрогнул, – а если она жива, то, мол, нет смысла ее искать. Придет, когда захочет.
Взрослый человек, сама себе хозяйка.
– Логично, – не скрывая иронии, произнесла гадалка.
– Думаю, вы знаете, что сейчас молодых-то не особенно ищут даже по истечении трех суток со дня исчезновения, а на стариков и вовсе рукой махнули. Кому они сейчас нужны?
Милославская ничего не отвечала, не спеша соглашаться с риторическим вопросом Виктора. Тесно сотрудничая с Руденко, она прекрасно знала как о попустительстве милиции в разных вопросах, так и о ее очевидных заслугах.
– Я еще когда в очереди в ментовке сидел, услышал, как один мужик другому к вам обратиться советовал, – не зная, как уговорить Милославскую, произнес Синявский. – Сначала я не придал этому значения, а потом, когда меня отшили, как говорится, вышел, смотрю: они все разговаривают стоят.
Подошел, так и так, мол, говорю, мужики, колитесь, где ваша гадалка живет. Вот я у вас. Неужели и вы откажете?
– Я вам не отказываю.
– Значит, беретесь за дело? – обрадованно воскликнул Виктор.
– Давайте отложим этот разговор на более поздний срок, – встав, сказала Яна.
Она заходила по комнате и, не глядя на удивленного гостя, объяснила:
– Предлагаю подождать хотя бы неделю. А потом поговорим. За это время ваша мать может вернуться домой. Ведь вы не виделись несколько лет, по вашим словам.
– Ну да… – растерянно проговорил мужчина, а потом оживленно добавил: – Но до недавнего времени мы часто переписывались! Вернее, мать мне часто писала… Я не всегда находил время ответить…
– Когда вы в последний раз получили весточку?
Синявский задумался, а потом, опустив глаза, сказал:
– С полгода назад.
– Ведь за это время она могла с кем-нибудь подружиться.
Может, с мужчиной каким сошлась…
– Да вы что?! Ей шестьдесят пять!
– Когда вам будет столько, вы поймете, что это бывает и в шестьдесят пять, и даже позднее.
– Ну нет! Ее идеал – отец! – разгоряченно вскрикнул.
Виктор.
– Ну что вы так разошлись? Я про мужчину для примера просто сказала. Давайте закончим на этом.
– Как это закончим?! – разведя руками и брызгая слюной, протянул Синявский. – Скажите хотя бы, жива она или нет!
Вы… вы ведь можете это как-то узнать? Можете? – гость неуверенно посмотрел на гадалку, – Что, если она на самом деле в каком-нибудь скверике
Одна… Никому не нужная… – голос Виктора снова дрогнул.
– Навели на вас тоску господа милиционеры! – проговорила.
Яна, резко вскинув головой.
В следующий миг она вышла из комнаты и через несколько секунд вернулась оттуда, держа в руках заветную колоду карт. Виктор смотрел на нее во все глаза, пытаясь представить, что за этим последует. Яна веером развернула стопку и вытащила карту «Царство живых».
«Царство живых» была очень «несговорчивой» картой в последнее время, зато когда она охотно шла на сотрудничество, Милославская получала ответ на вопрос, жив искомый человек на момент гадания или нет. На карте перед обрамленной двумя фонарями аркой стояла роковая девица, держащая в руках пламя, дым от которого одновременно напоминал извивающегося змея и уходящую вдаль тонкую ленту.
Яна присела на краешек кресла, положила карту на правое колено и накрыла ее ладонью. Виктор, который до того постоянно шмыгал и дышал, подобно сошедшему с дистанции спринтеру, совершенно затих. Казалось, даже сердце в нем на это время остановилось.
Через минуту-две Милославская стала чувствовать в кончиках пальцев легкое покалывание. Обычно это было хорошим признаком – вслед за ним, как правило, наступало ощущение тепла, а потом приходило и само видение. Сейчас Яна боялась надеяться на первые признаки наступающего откровения, как бы опасаясь спугнуть его. Гадалка не горела желанием начинать это дело, а потому допускала, что организм, которому она в этот миг приказывала сосредоточиться на одном, вполне мог ее ослушаться.
Несмотря на опасения Милославской, покалывание через несколько минут все же стало перерастать в тепло. На этом этапе Яна уже была наполовину оторвана от действительности и погружалась в иной, никому, кроме нее, неизвестный мир. Мгновенья летели, и вскоре гадалку полностью окутало мистическое облако.
Это облако стало кружить Яну, трясти ее, совершенно невесомую, из стороны в сторону, а затем понесло с огромной скоростью под какие-то смешанные хаотические звуки куда-то ввысь и несло до тех пор, пока на пути у него не возникла преграда – стена, а в ней пара больших ворот. Откуда-то из неизвестности к гадалке пришло осознание того, что одни ворота ведут в мир живых, а другие – к мертвым. Милославская неожиданно почувствовала в себе силы проникнуть за эту преграду, и она стала биться в мир живых. Но… он не пускал ее.
Яна приготовилась к самому страшному и, еще более сконцентрировав энергию, попыталась проникнуть туда, где не было никого и ничего живого. Однако… и эти ворота не открылись перед ней.
Растерявшийся виртуальный образ Милославской предпринял еще несколько попыток – все они оказались неудачными.
Словно упав во сне с большой высоты, гадалка вздрогнула и очнулась. Она открыла глаза: Виктор сидел перед ней в абсолютном оцепенении. Когда он увидел в Яне признаки жизни, то осторожно прошептал: