Паутина
Шрифт:
— А у вас прекрасная память! — воскликнул Джек, заметив, что старшина, перечисляя все это, даже не взглянул в документы, которые держал в руке.
— Да ну, — отмахнулся тот, — какая память! Ко мне с двести пятого участка дважды заходили, все расспрашивали, что у покойника нашли. Особенно деньгами и бумагами интересовались. Решили, будто он обчистил кого-то. Но так, кажется, ничего и не выяснили.
Старшина принялся засовывать бумаги обратно в папку, при этом из нее выпало несколько цветных стереофото. Джек невольно наклонился, разглядывая, и полицейский, заметив это, передал ему все фотографии: прогулочная площадка, общий вид места,
— И все-таки вы слишком быстро закрыли дело, — сказал Джек, внимательно рассматривая стерео. — Мало ли что могло случиться… На сердце он никогда вроде не жаловался. Все на скорую руку, да? Лишь бы не возиться. Даже снимки вон с дефектами.
Тут флегматичный старшина немного обиделся.
— Я не знаю, что у кого с дефектами, — проворчал он, — но только не наши снимки. За это нас по головке не погладят.
— Как же, вот царапины, видите? На крупном плане?
— Какие там царапины, это у него на груди ссадина такая была, я сам видел. На площадке перила металлические, с заусенцами, вот он за них, видимо, и зацепился, когда падал.
— Ну-ка, ну-ка…
Джек с забившимся сердцем снова взял фотографию. Да, рубашка на груди Джакопо расстегнулась, и под ней хорошо была видна короткая двойная ссадина, судя по всему, довольно глубокая. Джек непроизвольно коснулся ладонью своего предплечья.
— Ну что, теперь рассмотрел? Тогда давай топай отсюда.
— Рассмотрел. Извини, старшина, — ответил Джек, все еще глядя на фотографию. Затем он положил ее на барьер и медленно направился к выходу. Странный след на теле Джакопо все не шел у него из головы.
Все-таки он отвык от Города. Серые многоярусные дома мрачно нависали над головой. Народу на улицах было много, и после малообжитой Бэты беспрестанное мельтешение утомляло. Шелест шагов, громкие голоса, яркая одежда, изобилие женщин, светящаяся реклама на нижних ярусах — ко всему этому приходилось привыкать заново.
Чета Розетти жила в старомодной сорокаярусной башне. Двор был ухожен, дорожки подметены, зато лифт скрипел так, словно готов был вот-вот развалиться, и еле доползал до нужного яруса.
Очутившись в квартире сестры, он устало рухнул в кресло, взял полупустую бутылку с чемергесом, стоявшую рядом на полу, и осушил ее одним глотком.
Конечно, он не мог ошибиться. У Джакопо был точно такой же шрам, как и на его руке. Сейчас он зарубцевался, а в первые дни, когда меняли повязку, Джек хорошо разглядел этот страшный след “бича”.
Так как же заявить в полицию? Но ведь он давал подписку, что ни при каких обстоятельствах — ни прямо, ни косвенно — не упомянет о существовании этого оружия. Ясно, что полицейские о таком и не слыхивали. Вещица, конечно, не дешевая и не очень-то вяжется с программой экономии, о которой столько шумит правительство. К тому же пару циклов назад какой-то ушлый сенатор, добиваясь известности, затеял шумную кампанию в защиту пузырей, упорно именуя их “квазиразумными аборигенами” и совсем запутав избирателей. Как правительство ни упиралось, как ни возражали фермеры, поля которых разоряли пузыри, а пришлось все же принять Закон об их защите… Хороший, однако, разразился бы скандал, если бы те же фермеры узнали, что, запрещая им гонять пузырей на собственных хуторах, правительство одновременно, не жалея денег, перевооружает Экспедиционный Контингент “бичами”, именно для уничтожения пузырей и предназначенными!
Но
То ли начало действовать спиртное, то ли нервы не выдержали, но Джек почувствовал, что оставаться сейчас дома и спокойно обдумывать сложившуюся ситуацию он не в состоянии. Нервное возбуждение требовало какого-то действия. Он вскочил, по дороге швырнул в утилизатор опорожненную бутылку и поднялся на верхний ярус — посмотреть, откуда сорвался Джакопо.
Площадка была маленькой, шагов двадцать пять в ширину, и снизу отлично просматривалась. Да, тут и впрямь не спрячешься… Но “бич” достает метра на три — четыре, значит… В глубине площадки горбился выступ лифтовой шахты. Спрятаться за ним было невозможно, однако сбоку Джек приметил небольшое оконце, точнее, вентиляционное отверстие с выломанной решеткой.
У выхода на верхний ярус он отыскал маленькую дверцу. Она была плотно прикрыта, но не заперта. Джек вызвал снизу лифт, заглянув тем временем внутрь. Над его головой оказалось то самое вентиляционное отверстие. В это время со скрипом подползла кабина. Если сейчас встать на ее крышу, заблокировать автоматику и высунуться в отверстие… Да, ударить отсюда “бичом” стоящего около шахты не составляло труда. Джек ясно представил себе, как все это могло произойти.
Отпирая дверь в квартиру, он услышал негромкий сигнал компьютера. Джек включил принтер, и из машины поползла пластиковая лента. Это была долгожданная весточка от Полли.
“Дорогой Джек! Извини, что не встретила! Ты уже знаешь что случилось я совсем расклеилась. Лечусь в частной клинике, скоро буду! Располагайся у меня, подыскивай себе работу кажется в пятнадцатом секторе появились две новые фирмы, вряд ли они успели укомплектоваться попробуй там. Целую Джек! Полли”.
Да, это был ее стиль — мало запятых и много восклицательных знаков. И подписывалась она всегда именно так: “Целую Джек! Полли”.
Пятнадцатый сектор? Далековато… Почему же она не сообщила адрес клиники? Он мог бы ее навестить. Хотя она собирается скоро вернуться…
Компьютер вновь просигналил. На сей раз значок показал, что пришла официальная бумага. С некоторым удивлением Джек вторично нажал кнопку. Муниципальное извещение, адресованное Дж. Розетти, уведомляло, что “срок найма 100523-27 истек” и что “в случае неуплаты в трехдневный срок номер будет автоматически переведен в регистр свободных”.
“Ну и ну! — подумал Джек. — Похоже, покойничек любил порезвиться. Квартирку снял у паука на куличках — в двадцать седьмом секторе”.
Джек еще раз прочитал извещение, вспомнил, что, будучи курсантом, имел похожий личный номер — 100512, оторвал пластиковую полоску и, не думая больше об этом, отправил извещение вслед за бутылкой.
В тесной комнатке без окон с низким потолком сидел невысокий плотный человек в строгом костюме. Сидел он в удобном кресле, глядя прямо перед собой на мигающий разноцветными огоньками пульт. Звали его Рауль Мацуда, и был он владельцем процветающего похоронного бюро “Реквием”, которое получил в наследство от своего отца и за тридцать циклов сумел значительно расширить дело.